- Одних. Там по две квартиры на площадках было. Одни соседи снизу въехали, когда твоя бабушка уже на Васильевский перебралась, а те, что до них жили, уже в 80-ые были очень старые, наверняка умерли давно. Другие нижние соседи в Израиль укатили. Сверху тоже что-то типа того. Выходит, реально о твоей матери что-то сказать могут только вот эти двое. Муж с женой. Весь дом расселили в Колпино, а они долго упирались, даже судиться хотели, в результате попали на Комендантский. Тоже не ближний свет, но там хоть метро есть. Прямо сейчас поедем?
- Может, лучше сначала позвонить? – предложил я, наученный горьким опытом подобных поездок «прямо сейчас».
Зайдя с мобильного на хорошо знакомый сайт, я получил телефон уже через пару минут. Набрал номер.
- Але, слушаю, - отозвался старческий голос, настолько похожий на голос деда Вали Булыги, что меня оторопь взяла. Я нажал на кнопку отбоя.
- Что там? – поинтересовался Ванька.
- Там дед. Или бабка. Так что можно ехать. Не буду же я по телефону объяснять, что мне надо.
- А если эти… - Ванька кинул косой взгляд на бумажку в Жениной руке, - Пушницкие там уже не живут? Если это какой-то другой дед?
- Плевать, - меланхолично, как истинный гот, ответила Женя. – Узнаем, куда они делись. Или пойдем в то домоуправление, которое там. Опыт уже есть. Они же записывают у себя, кто куда переезжает. Хотя человек адрес может какой угодно сказать, кто проверять-то будет.
- А если они померли? – не сдавался Ванька, которому совершенно не улыбалась тащиться через весь город без стопроцентной уверенности в успехе предприятия.
- Ну тады – ой.
Я не совсем понял, что это значит, а спросить постеснялся. Наверно, судя по интонации, если не получится, тогда вообще отстаньте.
С сомнением посмотрев на Женины чудовищные ботинки, в которых, на мой взгляд, был невозможно не то что ходить, но и просто стоять, я предложил поймать такси, но Женя подняла меня на смех.
- Может, ты, Мартин, конечно, и миллионер, но денежки все-таки лучше прибереги. И на метро прекрасно доедем, тем более по прямой. Сегодня, вроде, среди нас раненых нет.
- Ага, только убитые из пушки во всю голову, - проворчал тихонько Ванька, что немедленно получил от меня кулаком в бок.
Хоть Женя и сказала, что плохо знает этот район, вела она нас к метро довольно уверенно, переулками и проходными дворами, ориентируясь по каким-то только ей понятным признакам.
- Я Питер воспринимаю как нечто кардинально мое, - пожала она плечами в ответ на мое удивление. – Ну, как такую огромную-преогромную квартиру, где невозможно заблудиться. Даже если вдруг попаду в не знакомые мне места, все равно выберусь. Потому что этой мой город, и я его не боюсь. А это главное. Вот Москва меня просто подавляет. Я ее не люблю и побаиваюсь. Поэтому и не ориентируюсь в ней совсем. Ни за что бы не хотела в Москве жить.
Я кивнул, соглашаясь. Петербург был и моим городом. Несмотря на все те ужасы, с которыми я здесь столкнулся. Несмотря на то, что я его совсем не знал.
- Для меня все-таки Прага родная, - наморщил лоб Ванька. – Москву я плохо знаю, хотя почти каждое лето там бываю, да? Не сложилось у нас с ней любви. Кстати, ты никогда не задумывался, Мартин, зачем нас с тобой родители воспитывали в максимально возможном русском стиле? Вообще-то это странно, если хорошо подумать, не находишь? Ладно еще, если б они планировали вернуться или нас отправить жить на историческую родину. Вот смотри, Анька, сеструха моя двоюродная, рассказывала, что какая-то их знакомая семья уехала насовсем в Штаты, да? Так они там за пять лет настолько американизировались, что имена поменяли и по-русски теперь говорят с акцентом и запинаясь на каждом слове.
- А мы с тобой – непонятно кто, - усмехнулся я. – Дворняжки. И по-чешски с акцентом, и по-русски. Между небом и землей.
- Сейчас узнаем, кто вы такие, - улыбнулась Женя. – Вот скажите, вы сдачу в магазине в уме на каком языке считаете?
- Я… по-чешски, - смущенно признался Ванька.
- С тобой все ясно. А ты, Мартин?
- Ну… Там по-чешски, здесь… пожалуй, все-таки чаще по-русски. Хотя бывает, что и по-чешски.
- А еще у вас обоих интересные такие интонации. Вы всегда подчеркиваете начало предложения, а конец задираете, как будто вопрос задаете. А Ваня вообще чуть ли ни в каждое предложение в конец пихает «да?», как лицо кавказской национальности.
- Да? – удивился Ванька. – А я и не замечаю.
- И я не замечаю, - кивнул я. – Хотя правда, почти все наши одноклассники-чехи это «да?» говорили. И я одно время тоже начал, но мама меня одергивала все время, я и перестал. Кстати, ты обратил внимание, насколько больше в Праге стало русских? Я как-то с одним мужиком разговаривал, его родители в начале 80-х в русском торгпредстве работали, он в нашей школе учился. Так им в то время категорически не рекомендовали на улице по-русски разговаривать. А уж ехать из школы, не сняв пионерский галстук, было вообще чуть ли ни подвигом. Не побили бы, конечно, но ругани можно было огрести по самое не хочу. А теперь? Плюнь – и попадешь в русского. Если не эмигрант, то турист. А насчет нас и наших родителей – честно говоря, не знаю. Мне самому все это непонятно. Скорее всего для наших матерей переезд в Чехию был каким-то вынужденным шагом. Они воспринимали и до сих пор воспринимают себя русскими и по возможности отгораживаются от всего чешского. И нас воспитывали в том же духе. А та семья просто изначально хотела интегрироваться. Стать американцами. Кстати, если хочешь знать, у меня серьезные проблемы с национальной и гражданской самоидентификацией.