В чьем-то палисаднике неведомые цветы источали остро-горький аромат, сливаясь с запахом сортиров, «быть дождю»; запах прилипал к лицу, к рукам, и когда Сергей, наконец, отыскал по приметам нужный дом, то первым делом, к удивлению хозяйки, попросил разрешения умыться. Она сливала ему из огромного фаянсового кувшина, брызги отскакивали от земли, оседали на ее стройных загорелых ногах, чернили точками грязи. Сергей просил прощения за нахальство.
— Ничего, — протяжно отвечала женщина, — это не страшно.
Ей, видно, ничто не было страшно, смотрела прямо ярко-синими глазами, водку продала с полуторной наценкой: «Все равно в ресторане так купите, а до ресторана далеко», помогла укладывать бутылки в сумку, наклонялась низко, словно не знала, что округлый низкий вырез кофты, оттопырившись, открывает маленькие, нежно загорелые и чуть дряблые груди.
Вышла на улицу, проводила до машины.
— Хорошая модель? — поинтересовалась деловито.
Сергей похвалил.
— Продавать не думаете? Куплю. За свою цену.
— За чью? — весело удивился Сергей.
— Ну, я прошла меньше, чем она, — с милым высокомерным акцентом отпарировала женщина, — разве не заметно?
Сергея подмывало сказать: «Нет, не очень».
Но сдержался, отделался немудреным:
— Вам «мерседес» больше всего подошел бы.
— Наверное, — согласилась спокойно, — но зачем дразнить уток?
Машину оставил у конторы, водку можно принести потом, и со странным — забубенность и паскудство — ощущением, к коттеджу Сомова. Так много лет назад входил в комнату отца с дневником, где каллиграфическим почерком значилось: «Вызвать родителей». Повезло. Никого не встретил по дороге, а черная «Волга», будто специально, к заднему крыльцу подогнана. Грузил сомовские пожитки скоро, как опытный домушник, и, как домушник, замирал, заслышав шаги или речь. Никак не влезали проклятые весла, намаялся, пока сообразил, что в кабину, в просвет между передними сиденьями и наискось, ведь именно так горные лыжи в Крылатское транспортировал, отчего раньше не догадался. Вот что значит спешка.
Появление его с сумкой, полной бутылок, вызвало прилив веселья и в без того уже радостной компании.
— Я за Светой пойду, — отбивался Сергей от приказаний немедленно выпить, — я же мигом, она уже готова.
— Успеется, — негромко сказал Сомов, но почему-то все услышали, — садитесь, — и сразу, словно по волшебству, свободный стул рядом с ним, и удивленно-завистливый взгляд Кузяева.
— Я все… — негромко сказал Сергей Сомову, пока разливали.
— За Сергея Дементьевича, — громко перебил Сомов, — за самого молодого и потому, не побоюсь этого слова, самого перспективного нашего товарища.
Сергей почувствовал, как сладкая волна счастливой гордости поднялась в нем и краской прилила к лицу: чокаясь рюмкой, он, сквозь туман, видел глаза сотрапезников, удивленные, завистливые, ободряющие, и ни одних, вот что было прекраснее всего, ни одних насмешливых. Только у Сомова, с ним чокнулся последним, что-то вроде жалости, да и не жалость, а сострадание на миг, и тут же дружеское, теплое.
— Я пойду, — хотел встать.
— Еще по одной, — приказал Сомов, — за тех, кто в тайге.
Потом пили за трубки открытые и неоткрытые, потом за директора пансионата, еще за что-то. Сомова будто прорвало, слова никому не давал сказать, тост за тостом провозглашал.
— Да не гони ты так, — взмолился Кузяев, сомовский сокурсник, единственно имеющий право на «ты», — у нас все впереди.
Сергей воспользовался моментом, шаркнул стулом.
— Куда! — тотчас отреагировал Сомов, и вдруг трезво: — Ну, ладно, пожалуй, и впрямь пора, — будто, проверив готовность Сергея к важному делу, отпускал, удовлетворенный увиденным.
— Я мигом, — пообещал Сергей, — не пейте без нас, отдохните.
— Поторопитесь, а то я еще не все слова про вас сказал, — крикнул вслед Сомов, — всю жизнь жалеть будете.
Это уже было что-то совсем странное, Сергей даже замер у двери, обернулся в очумелом недоумении счастья.
— Все только начинается, — пообещал Сомов, — все только начинается.
Сидел бледный, откинувшись на спинку стула, и за блеском очков не разглядеть глаз.
— Ты что? — спросил оторопело с порога, — ты что же не готова?
Светлана в халате сидела в кресле, на коленях книга.
— Давай быстренько, нас ждут, — распахнул шкаф, снял вешалку с длинным платьем, — давай, моя радость, не капризничай.
— Это обязательно?
— Ну что за вопросы, — нагнулся, отыскивая в полутьме ее туфли.