— Муж ваш? — спросила Бойко буфетчица, как только Кириллов вышел. — Поссорились?
— Да нет, не муж, — закурив, ответила Бойко и, глядя вслед струйке дыма, добавила: — Молод для меня такой муж.
— А почему? — горячо возразила буфетчица и вышла из-за стойки.
Сев рядом с Бойко за стол, привычным жестом смахнула крошки, тряпкой стерла невидимую грязь:
— Вы с какого года?
— С тридцатого, — коротко ответила Бойко.
— А я с двадцать девятого, ровесницы мы.
— Вы моложе меня выглядите, — сказала Бойко.
— Так вы же курите, — спокойно согласилась женщина и, наклонив голову, заглянула Бойко в лицо своими блестящими, с чистыми белками глазами. Бойко увидела, что глаза у нее разные: один серый, другой золотисто-карий.
— Бросили бы вы курить, у вас ведь цвет лица от этого землянистый, — посоветовала буфетчица.
— Не могу. Парень этот, что с нами ехал, Стасик его зовут? — Женщина кивнула. — Он вот молодой, а бросил.
— Да он мучается как! Это ж такая зараза. — Буфетчица взяла с тарелки моченое яблоко, надкусила белыми ровными зубами. — Да они тут, слава богу, все побросали, и Никита Семенович тоже, а уж как курил. Один Овсеев не смог, потому что его и летчики и другие гости все время хорошими угощают. Да где ж эта Любочка, — спохватилась она и, обернувшись к буфету, приказала: — Любочка, жарки́е неси.
— Хвилыночку, — тотчас же неожиданно ответил Любочкин бас, — они не согрелись еще, — потом смех и звон покатившейся по полу крышки.
— Любочка, я ж сказала, чтоб в пищеблок посторонние не заходили, — строго крикнула буфетчица и улыбнулась сообщнически Бойко, приглашая ее умилиться шалостям и легкомыслию молодежи.
— Да никого тут нет. То он пугает меня, — пояснила Любочка, — на Буяна платок мой надел. Ой! — Любочка опять чему-то засмеялась.
— Я вот пойду нагоню его, — пообещала буфетчица и не двинулась с места. — Моду какую глупую взял, пугать.
— Закрой дверь, я сейчас, — приказала кому-то Любочка. Буфетчица улыбнулась, удовлетворенная тем, что в пищеблоке без особых ее усилий наведен порядок.
— А что ж они так сразу курить бросили? — спросила Бойко, — врач ваш, Никита Семенович запретил?
— Да нет! Телевизор цветной выплачивают. Стасик взял в кредит, вот все и помогают. В Доме телевизор маленький был, старенький, завод другой обещал подарить, а потом денег не дал. Вот они и решили сами купить.
— Какой завод обещал? — спросила Бойко.
Буфетчица повела округлыми плечами:
— Та той, что шефствует. Да разве ж это шефство, морока одна. Вот раньше… — и замолчала.
Смотрела теперь настороженно. Что-то встревожило ее. Непонятность присутствия здесь этой уверенной в себе, хорошо одетой, властной женщины, неизвестно откуда и зачем приехавшей в глухой городишко, сигналом опасности заглушила привычную доброжелательность, заставила замолчать, вглядеться внимательнее в собеседницу.
— А вы сами из каких мест будете? — сухо спросила она Бойко и отвела глаза, безразличием вида своего прикрывая важность нового поворота разговора.
И Бойко поняла ее, поняла тревогу и, отнеся эту тревогу к извечной боязни людей, стоящих за прилавком, ответила весело:
— Я не ревизор и к торговле не имею никакого отношения. Просто так заехала, по дороге.
— А я не боюсь ревизоров, — с вызовом сказала буфетчица и встала. Отошла к стойке и там, переставляя тарелки с закусками, поправляя бумажные ценники, повторила громко: — Не боюсь. Мне и своего хватает. И Никите Семеновичу опасаться их нечего. У него недостача разве что в своем кармане обнаружится!.. Люба, ну сколько ж можно! — крикнула она уже по-настоящему сердито.
— Иду, — протяжно отозвалась Любочка, — сейчас иду.
— Слава богу! — ворчливо буркнула буфетчица, вернулась к столу и, собирая тарелки из-под борща, спросила неприязненно: — Товарищ-то ваш здесь есть будет или туда отнести?
— Не знаю, — равнодушно откликнулась Бойко.
Глядя снизу на округлое, чуть глянцево блестящее лицо женщины, дотронулась до ее руки, попросила так, как знала, умеет просить, не допуская, что возразят, не подчинятся:
— Оставьте это. Сядьте. Я хочу спросить вас кое о чем.
Буфетчица без стука осторожно поставила тарелки, медленно опустилась на стул и, разглядывая сложенные на столе, сцепленные тесно свои маленькие крепкие руки, ожидала вопроса.
— Я вот о чем хочу спросить, — Бойко затянулась длинно. — Расскажите поподробнее о Доме, кто в нем сейчас живет, хороший ли директор и какое отношение имеет к нему этот Стасик, так ведь его зовут? И еще: простите, ваше имя-отчество?