— Верно. Но вы не останетесь.
Освободилась от его рук, встала и так уверенно шагнула вперед, что пришлось посторониться покорно. Подошла к окну, открыла форточку: он изрядно надымил своей «Якутией».
— Я вам не нравлюсь или все-таки у вас кто-то есть? — Показывая, что не собирается так быстро сдаваться, сел, налил себе чаю.
Она тотчас привычно потрогала ладонью чайник, не остыл ли. И оттого, что, не думая, сделала заботливое, захотелось остаться в этой комнате очень сильно. Пускай даже так, как сейчас. И он пожалел о своих словах и о том, что подошел к ней.
— Вы мне нравитесь…
— Да ладно, — торопливо перебил Сергей, — прошу прощения. Считайте, что ничего не было. Вскипятите еще чайку. Очень хорошо у вас. Я отвык.
— Вы мне нравитесь, — упрямо повторила она. Сергей поморщился:
— Я же извинился.
— И у меня никого нет, но… простите, как-то антисанитарно это.
Сергею показалось, будто дали под дых, сильно дали, как когда-то в драке с вербованными за ночлег в балке. Вербованные не хотели пускать их, вопреки всем неписаным законам тайги.
Медленно и прерывисто перевел дыхание. Улыбнулся криво.
— Что за намеки? Неподходящие для девицы, играющей на фортепьяно.
— Морально антисанитарно, — мягко пояснила Ада, — у вас ведь наверняка кто-то есть на материке, и вы ждете писем и мучаетесь. Так зачем же вот так… — она подыскивала слово, — вот так… мимоходом.
Они просидели до утра. Ада много раз уходила на кухню греть чайник, и он почему-то боялся, что не вернется, прислушивался к шагам, когда шла по коридору. Оказалось, что студенческие годы провели рядом, на Моховой: он в Геологоразведочном, она — в Университете. Удивлялись, что не встретились ни разу на вечерах в клубе МГУ, что нет общих знакомых.
Их юность, с песнями Окуджавы, с Политехническим, с поездками на целину, с апрельским днем, когда отменили лекции и они пошли на Красную площадь с плакатами «Даешь космос!», с бесконечными разговорами о решениях Двадцатого и Двадцать второго съездов партии, с многочасовыми бдениями в длиннющей очереди у Манежа, с «Ивановым детством», идущим в «Метрополе», — все это сделало их похожими и понятными друг другу. Словно вещество их душ имело одинаковую формулу. Так в перенасыщенном растворе выпадают кристаллы, разные но форме, но одинаковые по свойствам своим.
Специальностью Ады было мерзлотоведение, и она, чертя на листочке уверенно понятные ему рисунки, рассказывала, что главной проблемой строителей ГЭС на Севере стала задача сохранения вечной мерзлоты в теле плотины. И их отдел работает над созданием мерзлотной завесы. В прошлом году она шесть месяцев прожила в маленьком домике возле строящейся ГЭС. Соседом был американец, тоже мерзлотник. Жили дружно и весело, учили друг друга языку, и сейчас он пишет ей с Аляски забавные письма со смешными рисунками.
Утром заглянула соседка, спросила, не хотят ли оладий горяченьких с брусничным вареньем, и по тому, как сразу после стука, не дожидаясь ответа, открыла женщина дверь, Сергей понял, что вот такие, как он, засиживающиеся до зари гости здесь не редкость и нет к ним ни скользкого коммунального любопытства, ни сомнения в дозволенности вот так, запросто, постучать и тотчас толкнуть незапертую дверь.
И все же, когда вызвался проводить до работы, Ада сказала:
— Не стоит. Вас ведь здесь не знает никто.
Пока переодевалась, шурша за спиной шелковым, уходила умываться на кухню, разглядывал с тупым вниманием розовые фиалки на подоконнике.
Простились на углу. Глядя на белый отложной воротничок кофты из «Ничре найлона» — в глаза почему-то уже трудно было смотреть, — Сергей спросил разрешения зайти, когда снова окажется в поселке.
— Конечно. Буду рада, — сказала легко.
Шел к гостинице и чувствовал себя очень глупо: в руке, растопырив пальцы, нес литровую банку с грибной икрой: всучила насильно. И еще чувствовал себя побитой собакой. Но в гостинице на шутки и намеки ребят ответил неожиданно честно:
— Зря веселитесь. Как говорится, не обломилось, о чем, кстати, совершенно не жалею. Хорошая девочка.
— Этой девочке, по моим скромным подсчетам, уже тридцать стукнуло, — сказал Коростылев, славящийся умением быстро заводить короткие знакомства.
— Тебе уже за сорок, а как был кустарь-одиночка, так и остался, — огрызнулся Сергей.
Ребята захохотали, оценив изящно сформулированный грубый намек, и потом, когда уже шатались по тундре, долго дразнили Коростылева удачным прозвищем.