Олег Якубов
Закон подлецов
Нашим дочерям
Пролог
Стены комнаты были сплошь завешены коврами; еще один — огромный, шелковый, сотканный руками туркменских искусниц, — застилал пол; в камине потрескивали, распространяя березовый аромат, поленья. И все же здесь было неуютно и, казалось, холодно. Впрочем, у комнаты было одно преимущество, превосходящее все ее кажущиеся недостатки: ведущиеся здесь разговоры невозможно было прослушать, даже при помощи самых современных средств электроники. И хотя собеседники об этом знали, они о многом предпочитали говорить намеками, заменяя «эзоповым языком» откровенные высказывания.
Собеседников было двое. Весьма солидный, пожилой, очень высокий, дородный мужчина, барственный и вальяжный, с густой седой шевелюрой, и его собеседник — облаченный в официальный темно-серый костюм, безукоризненно белую сорочку и однотонный галстук человек, в очках тонкой, почти незаметной оправы из белого золота. Генерал Мингажев, в определенных кругах более известный как Чингисхан, недавно отметил свой шестидесятилетний юбилей, но седина в его висках только-только начала пробиваться; сухопарый и подтянутый, выглядел он гораздо моложе своих лет. Пожилой, на правах хозяина, устроился в кресле с высокой спинкой. Кресло было суперсовременным — легко передвигалось во все стороны, управляемое пультом, вделанным в ручку, меняло положение спинки, вращалось на триста шестьдесят градусов. Казалось, при желании могло само заговорить вместо хозяина. Гость сидел в обычном кресле, хозяин возвышался над ним словно глыба, и от того ощущение неуюта воспринималось еще сильнее. Этот простенький психологический прием гость, недавно получивший на погоны уже третью, шитую золотом, звезду генерал-полковника, и сам в своей специфической работе использовал не раз. К тому же его безмерно раздражало, что хозяин в своем проклятущем кресле все время сдвигается то влево, то вправо, и приходилось вертеть головой, чтобы не упускать его из виду. «Он бы еще яркую лампу мне в глаза направил», — хмыкнул про себя генерал, никоим образом, однако, не подавая виду, что раздражен этой примитивной игрой. И не только потому, что к этому его обязывало положение гостя, а потому, что таково было истинное положение хозяина загородного дома, адрес которого знали всего несколько человек.
— Меня совершенно не интересуют ваши тактические наработки, генерал, — густым раскатистым басом, которому в свое время сам Ельцин завидовал, говорил хозяин дома. — Мне достаточно знать, что вы в состоянии выполнить стратегическую задачу. Человек приехал с Севера, заработал там приличный капитал, мы оценили его деловые качества, приняли радушно, помогли вложить деньги в прибыльный бизнес. Он радовал нас на первых порах, потом освоился и решил, что и без нас обойдется. Гребет все под себя, ни с кем не считается. Губернатор для него теперь никто, а недавно Катьку-стакан обидел, да так, что ее визг от Охотного ряда до Наро-Фоминска слышен был. Это при ее-то нынешней должности он себе такое позволил. Представляете?! И вообще, понаехали в Москву эти оленеводы, продыху от них нет, скоро больше, чем Джамшудов, будет, — неожиданно сварливо пробурчал он тоном замшелого пенсионера.
Генерал невольно улыбнулся — и на эту неожиданную в устах Патрона реплику, и представляя, как властной Екатерине Всеволодовне, не терпящей никаких возражений, отказал какой-то безвестный, по ее критериям, строитель.
— А мне вот не до смеха, — сурово возразил хозяин, заметив мимолетную усмешку гостя. — И дело не в том, что он отказал двум чиновникам, хотя и очень высокопоставленным. Проблема в том, что он всячески демонстрирует свою независимость от Системы, а это прецедент. — Седовласый с особой значимостью и даже неким пиететом произнес слово «Система»: — Прецедент недопустимый!
— Думаю, я вас понял, Патрон, — произнес генерал.
Уже много лет к э тому человеку обращались не по имени и отчеству, не по фамилии даже, а именно так — Патрон. Мало кто теперь помнил, какие должности занимал он в партийном или хозяйственном руководстве страны, некогда раскинувшейся на шестой части земной суши. Были у него в свое время кабинеты и на Старой площади, и в здании тогдашнего Совмина, и в Госплане, да и в других зданиях, из окон которых, как любили говаривать тогда, всю страну видно было. Судачили, что некогда среди портретов вождей и его портрет раз-другой пронесли по Красной площади на параде и демонстрации. Теперь, уже как байку, рассказывали, что когда он заканчивал обедать в столовой ЦК КПСС, то, поднимаясь из-за стола, неизменно произносил внушительно и без тени юмора: «Рассиживаться некогда, надо идти страной руководить».