— В комнату больше не заходи, особенно в таком виде, — предупредил Махмуд. И чтоб я этой бл…ской юбки на тебе больше не видел, — забрав сковороду с едой, он удалился.
Чем любимый занимался, было ей неведомо. Иногда на несколько дней исчезал без предупреждения, потом, не снисходя до объяснений, появлялся. Денег в доме было всегда полно. Поначалу он дарил Лиде дорогие подарки. Однажды позвонил по мобильному и велел срочно спуститься вниз. У подъезда стояла, переливаясь золотистым цветом, спортивная «тойота». Наслаждаясь произведенным эффектом, протянул ключи и коротко произнес: «Твоя».
Водить машину Лида выучилась еще в школе: у них был кружок автодела, и занятия вел, весь искалеченный, бывший автогонщик. Но о такой машине она и мечтать не смела. На следующий день, хотя особой нужды в э том не было, Лида объехала несколько магазинов, побывала на Рублевском рынке, накупила деликатесов, красиво сервировала стол к ужину. А ночью машина исчезла. Лида была безутешна, проревела с самого утра, как только обнаружила пропажу, до вечера. Пока не позвонил Махмуд и не вручил ей возле подъезда ключи от «мазды». Она не задумывалась, откуда у него столько денег, почему с такой легкость меняет машины. Прожив до двадцати пяти лет в семье, где хозяйство вели расчетливо, от получки до получки, она просто наслаждалась этим праздником жизни и возможностью бездумно тратить деньги.
Праздник закончился так же внезапно, как и начался. Махмуд стал приходить домой злой, раздраженный, а когда она осмелилась спросить его, что происходит, попросту ее ударил, процедив сквозь зубы: «Знай свое место и не суй свое рыло, куда не просят».
Арабский «шейх» на поверку оказался таджиком, к тому же связанным с исламскими террористами — вахаббитами. Когда у них в доме проводился обыск, в диване и под кроватью обнаружили пачки листовок, призывающих к свержению власти неверных и уничтожению их вплоть до седьмого колена.
— Ну что ты врешь? — равнодушно сказала женщина-следователь, допрашивавшая Мухину. — Не знала она! Все ты знала и пойдешь как соучастница, подстилка вонючая.
Лида расплакалась. Почему-то слово «вонючая» обидело ее больше всего.
Глава седьмая
У каждой из заключенных была своя, личная трагедия, своя боль. Но была и цепь событий, которая привела их сюда. А она, Александра Сергеевна Лисина, мать троих деток, как она оказалась в этой, с прогнившими полами и заплесневелыми стенами, с неистребимой вонью камере? Она, которая сама ведать не ведает, что произошло. И, рассказывая в камере свою историю, Саша делала бесконечные долгие паузы, потому что рассказывать было решительно нечего.
***
…Как-то раз у них дома умер песик. «Кавалер-кинг-чарльз-спаниэль» — вот так роскошно и помпезно называлась порода любимца всей семьи Масика. В паспорте у этого собачьего «короля» было записано: «Развеселый лохматый непоседа, обладающий выразительной кокетливой внешностью и добродушным нравом. Оживит собственным присутствием любой дом». Оживлять-то он оживлял, но со щенячьего возраста болел беспрестанно — то у него ресницы внутрь вросли, то еще какая хвороба цеплялась. Масика любили, денег не жалея, лечили, и он, веселый, снова носился по двору, с неизменным теннисным мячиком в зубах, обожая, когда мячик у него вырывали и бросали как можно дальше, а он стремглав за ним несся с оглушительным веселым лаем, словно благодаря своих добрых хозяев, что заботятся о нем. Но долго представители этой декоративной породы не живут…
Вырыл отец яму, Масика закопал. Вечером, собравшись за чаем, вспоминали о проказах всеобщего любимца. Саша даже всплакнула. «Закопали как собаку», — посетовала девушка.
— Ну так Масик и был собакой, — попытался ее успокоить отец.
— Ну и что, — не сдавалась Саша. — В Европе, например, давно уже кладбища для животных существуют… И у нас в стране тоже нужно своих любимцев на специальном кладбище хоронить. Будь у меня возможность, я бы сама такое кладбище открыла.
— Точно, — засмеялся Сергей Анатольевич, — и назвала бы его, как погребальную контору Безенчука у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях»: «Милости просим. Похоронное бюро «Нимфа», — легко процитировал отец, в очередной раз демонстрируя свою феноменальную память. — Только ты свое бюро не «Нимфа» назови, а скажем, «Гав-гав»…