Вот видит он — потемнела вода, ветер переменился, недвижные прежде льдины потянуло на север, птицы ближе к берегу жмутся. Это значит, идет южак, теплый ветер, но сильный. Не ждать сегодня моржей, можно домой идти, чай пить, а вечером посмотреть горизонт и небо, чтобы решить, какая погода завтра будет, долго ли шторм продлится.
Вспомнив про чай, Вири торопливо докурил трубку и поспешил вниз, на берег, где на косе выстроились домики — деревянные, одинаковые, аккуратные, будто на смотру. Их строили в один год, вернее, в одну навигацию. Много леса привезли — бойко шло строительство, постепенно люди покидали яранги и землянки, переходили в дома. Переходили охотно: береговые люди — не тундровые, их уговаривать не надо. Тундровые — кочевники, их с трудом в дома переселяли, привыкли к ярангам. С домом разве покочуешь? А с береговыми людьми забот не было, старый консерватор Чеви — отец Вири — и тот сказал:
— В доме лучше. Света больше. Печь только надо хорошую сделать, чтобы не дымила.
И вдоль всей косы наставили столбов электрических да радио провели — много дерева ушло тогда. Зато и красиво село в вечерних огнях — хоть с моря смотри, хоть с самой высокой скалы.
Потом, обучая нулевичков-приготовишек — маленьких чукчей и эскимосов, которые в первый класс пойдут следующей осенью, — русская учительница попросит их нарисовать лес. Молодая учительница, невдомек ей, что дети по книжкам да ее рассказам не могут леса представить, поскольку не растет таковой на черных скалах и в тундре не растет, и не видели они его никогда в своей шестилетней жизни.
Нарисовал Алик — внук Вири — сорок столбов с чашечками изоляторов.
— Что это? — спросила учительница.
— Русский лес! — ответил он с достоинством.
Задумалась учительница. Погладила Алика по головке, похвалила.
Торопится Вири домой, трубка за пазухой колотится на груди в такт шагам.
Знатная у него трубка — не трубка, а полено. Кто видел Вири на рыбалке, никогда не забудет его трубку.
Вири вынимал из сетки толстых гольцов, швырял их в кучу. Если сильная рыба трепыхалась на берегу, он доставал трубку и бил ее по голове. Рыба затихала. Могучая у него трубка, из тяжелого дерева. Кисет ей не придумаешь, в карман не спрячешь, потому и носил ее Вири за пазухой.
Торопится Вири, напевает песенку. Песенка его незамысловатая, но от нее всегда хорошее настроение.
Вот и все содержание песни, но его можно варьировать в зависимости от того, что ты хочешь сообщить себе сам, ведь песня-то для тебя, сам себе поешь, вот и пой, что хочешь. Хорошо, когда есть любимая песня и ты ее хозяин.
Дома Вири ждет его дочь Аминак и гость — только что приехавший охотовед Андрей Маркин. Много лет дружит Маркин с Аминак и Вири, каждый год приезжает к ним.
Была красавицей дочь Вири — далеко слух шел. С дальних стойбищ приезжали — кто с тайной мыслью посватать, кто просто так — посмотреть. На всем побережье не сыщешь лучше. Лицо у Аминак белое, глаза длинные да в пол-лица, моргнет ресницами — что твоя кукла, в магазине такую на праздник давали, Маркин в подарок привез. Держишь куклу прямо — смотрит она, наклонишь — мяукнет и закроет глаза. Уж такая Аминак красивая, двадцать пять ей теперь. Работает в пошивочной мастерской, шьет торбаса, да тапочки, да другую меходежду, хорошо у нее получается.
Когда приезжала раньше Аминак в селение из райцентра — прямо праздник был, везде она гость желанный. Обычно, если женщина в меховой одежде — никакого виду. Катится по снегу пушистый ком, ну что тебе медвежонок! А Аминак как пройдет в своей меховщине — даже сам председатель останавливался посреди улицы. И все-то на ней ладно, все красиво, стянуто где нужно, подогнано. Узоры, бисер, вышивка, бантики-фантики на цветном шелку.
— Какая погода будет? — спрашивает Маркин у Вири.
— Ся-а… не знаю. Вечером скажу.
Маркин смеется. Говорит:
— Я радиосводку слушал. Шторм обещают.
— Вири лучше радиосводки, — улыбается Аминак. — Вири не ошибается.
Маркин это знает. Когда-нибудь он закончит диссертацию, и будет в ней много рассказов Вири: и как выслеживать зверя, как определять погоду, какие и когда собирать травы и коренья. Многим щедро делился Вири с молодым любопытным охотоведом.
Маркин никогда не смеялся над приметами, над поверьями Вири, знал, что это верования, легенды и опыт народа, опыт тысячелетий, накопленный и сохраненный в памяти таких вот щедрых и мудрых стариков.