Вернувшись наверх, я вынуждена была звонить в свою собственную дверь, так как захлопнула её, не взяв с собой ключа. Открыл мне дядя Игнатий, который перед этим долго спрашивал: «Кто там?».
В половине десятого бабушка потребовала связаться с парой, болтающейся по городу. Я понажимала кнопки в мобильнике, после четвёртого гудка кто-то отозвался.
— Это дядя? — неуверенно спросила я, потому что голос был как-то не очень похож.
— Чей дядя? — заинтересовался по ту сторону трубки Рысек, которого я теперь узнала.
— Рысек, это ты? Извини, пожалуйста, я не тебе звонила.
— А кому?
— Тётке с дядей, они в городе с твоим новым мобильником.
— Тише! — зашептал Рысек. — То есть не вы тише, а я должен говорить тише, потому что близнецы уже спят. А что случилось?
Я бы очень хотела поговорить с ним без свидетелей, однако вся троица вокруг меня старательно прислушивалась.
— Ничего не случилось, мы только хотели узнать, где они и когда вернутся. Может, я не правильно набрала номер, попробую ещё раз.
Я крайне старательно прицелилась в номер нового мобильника, введённый Рысеком в память, соединилась и снова подождала четыре гудка.
— Не-а, это опять я, — сказал Рысек. — У меня загорелся ваш номер. Секундочку. Я выйду на лестницу… Вы нажимаете на введённый?
— На введённый.
— Может, я что-то напутал. Попробуйте набрать весь номер. Он у вас там есть?
— Есть, в записной книжке. Отключись.
Ужасно напрягаясь, я сосредоточенно набрала весь номер.
— Ну вот, я правильно сделал, что остался на лестнице, — сказал очень довольный Рысек. — Что за черт?
Ничего не понимаю.
— Уверяю тебя, что я не понимаю ещё больше.
— А они долго не берут трубку?
— Не знаю, ты появляешься после четвёртого гудка.
— Ничего подобного, после первого. Подождите, мне нужно подумать.
— И что, мне ждать с мобильником около уха?
— Да нет, зачем же. Это не так быстро. Или лучше позвоните ещё раз, а я не буду брать трубку, посмотрим, что из этого получится.
Из этого ничего не получилось, после бог знает какого гудка все отключилось, и я прочла: «Абонент временно вне зоны связи».
У Рысека хватило ума не сидеть на лестнице, а просто прийти ко мне. Я представила его родне, и общими усилиями мы взялись распутывать эту тайну. Мы звонили поочерёдно с его сотового и с моего, и все безрезультатно.
— Они просто не берут трубку, — успокоил он меня в конце концов. — Может, забыли, что она у них с собой, а к сигналу ещё не привыкли. Не обращают внимания.
— Сами должны были подумать о том, чтобы сообщить о себе, — с суровым укором заявила бабушка. — Теперь мы ничего о них не знаем, а я хочу спать.
Я поспешно заверила её, что все могут в любой момент пойти спать, я сама их подожду. Ну, а если они захотят есть, ничего страшного, поедят в кухне.
— Иного они и не заслуживают, — жёстко высказалась бабушка и направилась в ванную.
Тётя Иза с крёстным вернулись в полночь, страшно довольные жизнью, есть не захотели, сознались, что о мобильнике просто забыли и не слышали сигнала, то есть, наверное, слышали, но не знали, что это такое, выпили на ночь и тоже пошли спать.
Я начала питать слабую надежду, что ситуация наконец нормализуется и я каким-то образом сумею справиться с этим катаклизмом.
6
— Докладывай, — невесело сказал майор, он же подынспектор Эдик Бежан своему подчинённому Роберту Гурскому, только что получившему звание поручика, иначе комиссара.
Роберт уже держал наготове свой служебный блокнот и деловито начал:
— Один из самых богатых людей в стране. Фотограф-график. Природа, больше фауна, меньше флора. Публикации, в том числе в «Нейшнл Джиографик», пользуется большим спросом, так как снимки действительно великолепные. Связи с финансовым капиталом довольно странные: банки, акционерные общества — все что попало. В целом нелюдим, одинокий. Застрелен из своего собственного ружья, жаканами на кабана, два выстрела, в том числе один — прямо в глаз.
— Неприятно, — пробормотал Бежан.
— Очень, — согласился Гурский. — Тринадцатого. Пролежал в запертом кабинете полных четверо суток и ещё частично одни, в сумме пять. Кабинет — настоящая крепость, вскрывали его несколько часов.
Гости у него бывали редко, так что он мог бы там лежать до скончания века, но его в буквальном смысле слова унюхала домохозяйка или как её там назвать…
— Постоянная?
— Нет, приходящая. Скорее даже приезжающая.
Из Варшавы. По мнению Вильчинского, влюблена в него до смерти и все ещё надеется, что он на ней женится. Пустые фантазии. Только ему и не хватало жениться на ней или на ком-то ещё…
— Педик? — заинтересовался Бежан.
— Ничего подобного, исключительно женщины.
Но и тех почти нет, страшно осторожен в вопросах секса…
— Онанист!
— Да нет, здоров, как кабан, вскрытие показало.
Но какой-то он не такой.., не знаю, меня там при этом не было… Отсутствие сексуальных потребностей, или как?
— Возраст?
— Сорок пять лет. В самом расцвете сил. И, как я уже сказал, пышащий здоровьем. Несколько старых переломов костей, идеально сросшихся. Вёл упорядоченную жизнь, уезжал редко, имел квартиру в Варшаве, иногда у него бывали разные типы, домохозяйка знает, кто, но не хочет говорить…
— А как её фамилия?
— Михалина Колек. Типы — крупные рыбы из высших сфер, прежних и нынешних, никаких друзей, исключительно деловые связи. В кабинет никого не пускал. Михалина Колек, кстати, все ещё пребывающая в состоянии окаменелой истерии, упёрлась, что шлёпнула его, как она говорит, та сучка.
— Какая сучка?
— Бывшая жена. В паспорте у него записано «холостой», так что, наверное, разведённый, и тут начинается винегрет. Дело в том, что бывшая жена действительно существует, в Заверче, но эта Колек упрямо сообщает варшавский адрес, Рацлавская, шесть.
Некая Иза Брант. У той, которая из Заверча, с фамилией все в порядке — Ганна Доминик, а в доме шесть на Рацлавской ни на одном этаже никакой Изы Брант нет и в помине…
Бежан наконец-то активно включился в доклад.
— Стой, теперь у тебя винегрет выходит. Похоже, ты слишком кратко излагаешь.
— Я докладываю все, что успел раздобыть, — оправдывался Гурский. — Последние данные из компьютеров учёта населения, да и то лишь благодаря Эле.
— Это та, что сидит на работе, потому что ненавидит свой дом?
— Она. Заодно малость мне пожаловалась на жизнь, так время и пролетело.
Бежан кивнул с полным пониманием. Ненавидящая дом Эля нередко оказывалась настоящим кладом, её услугами можно было воспользоваться даже тогда, когда рабочий день уже давным-давно закончился, правда при одном условии, что вы готовы принять на себя целый поток обид и горестей. Впрочем, никто особо не удивлялся, она и в самом деле жила в ужасающих условиях, и жилищных, и семейных.
— Ладно, начнём разбираться в деталях. Самоубийство сразу же долой, никто не может два раза выстрелить в себя из длинноствольного оружия.
Впрочем, из короткоствольного тоже сложно. Так что там с кабинетом? Крепость? И никто не входил?
А может быть, все-таки можно было как-то войти?
— Исключено, — решительно запротестовал Роберт. — Я сам был и все видел. Окно снаружи вообще непреодолимо, открывается исключительно изнутри, стекла пуленепробиваемые…
— А если он, к примеру, открыл его, чтобы проветрить, а кто-то взял и залез?
— К этому мужику не очень-то залезешь. Метр восемьдесят три ростом, восемьдесят пять кило живого веса, физически страшно сильный — раньше служил в спецвойсках. Сейчас ребята копаются в его прошлом, уже известно, что на сборах показывал рекордные результаты.
— А выстрелить снаружи?..
— Из его собственной двустволки? Пришлось бы вначале эту двустволку у него украсть и вынести…