Первого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года Третий Рейх вторгся в Польшу, начав Вторую мировую войну.
Тим, всё это время восхищавшийся достижениями пугающего его мира, с ужасом понял, что, называя его современников «древними варварами», сами они ушли от них недалеко. Мир всё ещё страдал от предрассудков. Народы не могли ужиться рядом друг с другом. С каждым днём, с каждым месяцем становилось всё страшнее. Механизмы, которые нравились ему тем, что делают мир удобнее, вдруг оказались страшными чудищами, подобными армии Сета.
Снова проливалась кровь. Человечество не изменилось. Его сердце было разбито.
Военное время было текучим, будто сироп. Америка, гражданином которой Тим считался, став сыном Джека и Джанет Дрейков, казалось, выжидала. Война шла на другом континенте, далёкая и близкая одновременно. С одной стороны, было ощущение, что это происходит с кем-то ещё, это просто радиопостановка, большая и грубая обманка.
Но с другой — он не забывал ни на минуту, что происходит в мире. И что война намного ближе, чем ему казалось. Ей предстояло рухнуть на его новую страну, это нельзя было избежать, и именно это ожидание замедляло время.
Дни шли один за другим, но ощущались, как неделя. Дрейки старались жить как раньше. Первая волна призыва миновала и Джека, и Тима, который не мог пойти служить по состоянию здоровья.
Седьмого декабря сорок первого года Япония разбомбила Пёрл-Харбор. Американцы, раньше не сталкивавшиеся с подобными нападениями, вступили в войну на следующий же день.
Вторая волна мобилизации вновь миновала Дрейков. Тим вновь был слишком болен, чтобы пойти на фронт. Джек был старше, чем нужно для армии. Мир как будто утратил краски, он стал жутким и неуютным, и Тим почти потерял волю к жизни. Сколько бы они ни проспал, люди продолжали убивать друг друга, не в силах поделить территорию.
Но сорок первый принёс не только новый виток войны.
Ещё он принёс новых богов.
Кроме Советского союза и Америки, в войну вступил загадочный остров Темискира. Американская армия получила неожиданную поддержку в лице принцессы амазонок, которую тут же прозвали Чудо-Женщиной. Юная воительница сражалась с мужчинами на равных и принимала участие в операциях намного опаснее, чем остальные солдаты.
Вместе с ней ряды солдат пополнил и кое-кто ещё.
Его называли Суперменом. Военная журналистка Лоис Лейн успела взять у него интервью и рассказать всему миру о том, что Супермен родился на планете Криптон, погибшей почти сразу же после его появления на свет. Его отправили на Землю, и на Земле он вырос. Он полюбил её. И был готов защищать.
Он был чужаком, ребёнком чужого мира.
Совсем как Тим.
Тим был не один.
Супермен воплощал в себе надежду. По разным причинам. И это завораживало Тима.
Супермен помог ему поверить, что войну можно остановить. И что Земля ещё может образумиться. В конце концов, она приняла и воспитала Супермена, сделав его чем-то большим, чем просто чужак. Сделав его идеалом, новым сверхчеловеком.
Примером для подражания.
Супермен не говорил об этом, но он символизировал второй шанс, который дали миру. Мир мог измениться и стать лучше. А мог уничтожить сам себя. Выбор был за людьми.
В сорок третьем году его новый отец всё же ушёл на фронт. Джека Дрейка никто не призывал, но Союзническая армия начала программу по сохранению исторического наследия, создав отдел по охране памятников, произведений изящных искусств и архивов. В отряд этот входили искусствоведы и археологи со всего мира, и Джек Дрейк не мог стоять в стороне. Попрощавшись с женой и сыном, он отправился в Нормандию, сохранять культурное наследие цивилизации.
Война постепенно сбавляла обороты. Мир менялся. Время ускорялось.
Сорок пятый принёс облегчение. Третий рейх капитулировал в мае, Япония — в сентябре. Вторая мировая война закончилась. Джек какое-то время пробыл в Европе, помогая искать соляные шахты, в которых хранились памятники, но повредил ногу, осматривая развалины дома в Польше. Его вернули домой к Рождеству. Он привёз сыну чёрно-белую фотокарточку, на которой он по-дружески обнимал Супермена за плечи. По сравнению со сверхчеловеком Джек казался очень маленьким и щуплым. Перемазанный в пыли, он держал в руке картину Вермеера «Мастерская художника». Супермен широко улыбался, и улыбка эта, казалось, светилась даже на фотокарточке.
Вручив её, Джек упомянул, что карточку нужно перевернуть, чтобы прочесть послание.
«Твой отец прекрасный Хранитель памятников и отличный человек, Тим! Будь послушным мальчиком, посвяти свою жизнь хорошим делам и дай ему повод собой гордиться. Выше нос!»
После стояла подпись и аккуратно прорисованная «S» в ромбе.
Это был лучший подарок, которым Тим мог отметить окончание войны.
У него появилась надежда. Он ведь и правда мог стать таким же, как Супермен. Вырасти. Заставить отца гордиться.
Теперь Рождество они снова праздновали втроём.
Тим не совсем понимал, почему они должны праздновать рождение Бога, который не дал Джанет дитя, но в сорок пятом Рождество впервые получилось таким прекрасным. Тёплым.
Семейным.
Мир приходил в себя после болезненной судороги мировой войны. Супермен и Чудо-Женщина вернулись домой. Возвращались с фронта солдаты. Сороковые подходили к концу, и в Америке начинался бэби-бум. В начале пятидесятых Дрейки продали дом в Нью-Хоуп, Миннесота, и переехали в старый особняк давно почивших родителей Джанет. Особняк был большим, одним из лучших в Готэме, Нью-Джерси. Семья Джанет считалась одной из самых уважаемых и богатых в городе, и теперь эту нишу заняли Дрейки. Надолго ли, они пока не знали. Всё зависело от того, как скоро люди начнут задавать вопросы о Тиме.
Готэм был серым и мрачным. Будто фотоснимок, он почти никогда не менялся. В Готэме особенно сильно было заметно, какой контрастной иногда бывает Америка, и Тиму это даже немного нравилось.
Готэм давал ему возможность часами наблюдать за проходящими мимо людьми, считая коляски с младенцами.
И ещё Готэм дал ему первого друга. Его звали Томас Уэйн.
========== Наследник ==========
У Дрейков был задний двор с верандой. Тиму нравилось сидеть там, прячась за белой деревянной оградой, увитой плющом. Здесь приятно пахло, было тихо и никто не мешал. Тим уходил туда почитать, садился в кресло-качалку и иногда засиживался до самого вечера. Он почти не боялся, что его кто-то увидит — ограда надёжно прятала его от чужих глаз. Впрочем, едва ли кто-то стал бы заглядывать к ним на задний двор, и тем более — интересоваться ребёнком Дрейков.
Веранда была его крепостью одиночества и комфорта.
Так было до тех пор, пока на веранду не забрёл большеухий кот золотистого окраса. Он замер, поднявшись по ступеням, внимательно глянул на Тима, а потом за несколько прыжков преодолел расстояние между ними и забрался к Тиму на колени.
— Эм. Здравствуй, — Тим неуверенно приподнял книгу. Кот поднял голову, снова уставившись на него, и замурлыкал.