— Эм. Здравствуй, — Тим неуверенно приподнял книгу. Кот поднял голову, снова уставившись на него, и замурлыкал.
Коты всегда были детьми Баст. Бóльшими, чем любой из фараонов или любая из цариц, которых наградили таким же родством. Коты могли ходить по любым мирам и передавать послания, могли лечить, могли укреплять жизни.
И не было в мире зрелища уютнее, чем свернувшаяся в клубок кошка, доверяющая семье свою жизнь и хранящая их покой.
Тим об этом прекрасно знал. Он вырос в древнем Египте, он был принесён в жертву богине с головой кошки. Он принадлежал Баст, и дети её признавали в нём своего брата. Тим замечал порой, что уличные коты внимательно следят за ним глазами. Несколько раз кошки провожали его до самого дома, будто хотели удостовериться, что он доберётся туда в целости и сохранности.
Теперь к нему пришла золотистая кошка, и в этом тоже был какой-то знак. Нужно было только оправдать своё старое имя, имя, на которое он больше не имел права, и проявить мудрость. Понять, что хочет сказать ему Баст.
Кот был чужим, но Тим всё равно отложил книгу в сторону и погладил его. Шёрстка оказалась мягкая и чистая. За котом хорошо ухаживали, да и выглядел он немного экзотично.
Нащупав бирку на ошейнике, Тим наклонился и прочитал: «Сайлас Уэйн». На обратной стороне металлической плашки был ещё и телефон, но Тим решил, что ему достаточно фамилии. Кот сбежал из соседнего дома, больше похожего на старинный дворец, какие раньше он мог увидеть только в книжке.
Он осторожно взял кота на руки — быть грубым со священным животным ему не позволяло ни воспитание, ни вера — и унёс его в дом. Задумчиво постояв у двери, он никак не мог решиться выйти на улицу.
Ему не запрещали знакомиться с соседями или покидать дом. Он мог делать это, когда захочет — всё равно больше, чем пять-десять лет, они не провели бы на одном месте. Они могли утверждать, что он просто выглядит таким маленьким — все люди разные — но не слишком долго.
Но готов ли он приблизить момент, когда им придётся покинуть Готэм?
Принимать решение пришлось очень быстро. Тим услышал, что кто-то идёт по улице и кричит имя «Сайлас». Голос звучал так отчаянно, что сердце Тима дрогнуло, и он, вздохнув с облегчением, открыл дверь на крыльцо.
Хозяин Сайласа был высоким темноволосым мальчиком лет шестнадцати. Он прикладывал ко лбу руку, закрывая глаза от летнего солнца, и крутил головой.
— Сайлас! — он убрал руку от лба и теперь сложил ладони как рупор. — Где ты?
Тим торопливо спустился по лестнице и быстро пересёк лужайку перед домой.
— Простите, мистер Уэйн, — вежливо окликнул мальчика он, толкнув калитку вперёд. — Думаю, это ваш кот?
— Я… — Уэйн замер и посмотрел сначала на него, а потом на кота. — Да, это мой Сайлас. Где вы его нашли?
— Он забрёл к нам на веранду. — Тим виновато улыбнулся. Кот вцепился в рукав его кофты, явно не желая возвращаться к хозяину, и пришлось прошептать ему на ухо: — Ну, ты можешь вернуться к нему теперь.
Это было удивительно и странно. Тим воспринимал себя ниже статусом, чем все коты мира, но золотистый Сайлас послушался его и тут же перебрался к хозяину на руки. Он перестал урчать и всё так же пристально смотрел на Тима, но, по крайней мере, больше не пытался сбежать.
— Я нашёл бирку с именем и хотел его отнести к вам, но услышал вас и…
— Спасибо. — Соседский мальчик улыбнулся, засияв. — Я бы хотел тебя отблагодарить теперь.
— Это не обязательно. — Тим растерялся. Он впервые общался с тем, кого можно было бы назвать его сверстником, и это было очень странно.
— Я обязан тебе. — Уэйн помог коту влезть на плечо и протянул Тиму руку. — Меня зовут Томас.
Томас Уэйн, сын и наследник Патрика Уэйна, был уверенным в себе и очень разговорчивым. Он не выглядел взволнованным или слишком энергичным — просто улавливал характер собеседника и успешно подстраивался под него.
Тим говорить не любил. Он не мог рассказать о раскалённых песках древнего Египта, не мог рассказать о своих богах; о том, как упустил трон, он тоже рассказать не мог. Врать ему не хотелось, но и правду раскрыть было нельзя.
Поэтому он слушал Томаса. Томас стал его первым другом. Он не задавал вопросов, если видел, что Тим не настроен отвечать, и с готовностью заполнял паузы, если молчание превращалось в звенящую тишину.
Поместье Уэйнов было намного больше, чем особняк Дрейков, и на порядок богаче. Дрейки привозили произведения искусства и артефакты из экспедиций на раскопки, Уэйны — покупали их у таких, как они. Дрейки строили жизнь вокруг истории, Уэйны — делали её.
Патрику Уэйну принадлежала организация «Уэйн-Тек», с начала века обеспечивавшая американскую армию. Томасу предстояло стать её главой после смерти отца, хотя сам он больше хотел стать врачом. Патрик был воинственным патриотом и принадлежал к одному из тех типов людей, которые Тима пугали.
Он стремился к разрушению. По крайней мере, так казалось Тиму.
Томас был совсем другим. Он искал спасения мира не в запахе пороха и огня, а в исцелении. От него Тим узнал значение слова «хирург», про себя добавив к нему ещё одно.
Хирург — это человек, который может исправить ошибки, совершённые создателями оружия.
«Может» в этом определении означало «если боги будут к нему благосклонны».
Иногда Томас замирал, задумчиво глядя в окно, а потом вздрагивал и снова приходил в движение. Он двигался очень плавно, но быстро. Руки у него никогда не дрожали, кроме этих моментов.
Он никогда не говорил о причинах, но Тим догадывался, что заставляет Томаса смотреть в окно. У него не было матери, и Томас не знал, умерла она или просто ушла. Но иногда ему казалось, что он видит какую-то тень у окна, и он, наверное, представлял, надеялся, что это вернулась его безымянная мать.
— Отец говорит, что нашёл меня в капусте, — отшутился он, когда Тим впервые спросил про миссис Уэйн, и на этом разговор себя исчерпал. Томас стал рассказывать про абиссинских кошек, к породе которых и принадлежал Сайлас.
Он был целеустремлённым. Тим видел в его глазах синие искры, напоминавшие ему о Супермене. Человек, который стремится к развитию своих идеалов, который жаждет изменить мир к лучшему. И ему искренне хотелось стать таким же. Поймать эти искры, зажечься так же, но пока он вынуждено выжидал. Огонёк в его душе был слишком мал, чтобы уже сейчас вскрывать себе грудную клетку и показывать миру своё сияющее добродетелью сердце.
Тим — пока — был слишком маленьким. Он не мог рассказать правду о себе даже своему единственному другу.
И он не мог двигаться вперёд, как он, заранее зная, что Томас вырастет и добьётся цели, а Тим так и останется шестнадцатилетним мальчишкой с множеством несвежих ссадин и вечностью за спиной. Единственные, кого он сейчас мог вдохновить — это кошки. Но у кошек и так была цель.
Томас вырос у него на глазах. Он удивлялся тому, что Тим, наоборот, застыл во времени, но списывал это на болезненность друга. На неё же он списал и то, что Тим не покинул особняк Дрейков, когда сам Томас уехал в колледж. Он блестяще сдал экзамены и поступил в одно из лучших учебных учреждений. Вскоре он встретил Марту — свою будущую жену, познакомил её с отцом и оставил на его попечение, и через какое-то время в поместье Уэйнов стал раздаваться детский плач.