Но однажды и над госпиталем поднялись чёрные клубы дыма. Пока Тим слушал потрескивание костра и песни ветра, госпиталь разбомбили. Муравьиная ферма оказалась такой же хрупкой, как жизнь любого невинного. Это злило, и Тим почувствовал, как ярость захватывает его, пульсирует в висках. Мир подёрнулся зелёной дымкой. Клацнув зубами, Тим спустился вниз, схватил одеяло и выбежал из крепости.
Невинные снова погибли. Но он мог хотя бы собрать то, что осталось от госпиталя. У него почти заканчивалась провизия и вода. Мёртвым ни к чему сухой паёк. Мёртвым ни к чему лекарства. Всё, что принадлежало им когда-то, он теперь мог забрать.
В конце концов, именно так поступали археологи с могилами его современников.
Когда он дошёл до полевого госпиталя, дым всё ещё поднимался над ним густыми тёмными клубами. Одно из деревянных зданий пылало. Пахло горелым пластиком и горящей плотью, и Тим остановился, чтобы обмотать лицо куском ткани. Ярость крепла. Мир был болен. Но болезнь эта не лечилась добрым словом и заботой. Это была гангрена, и очаги её нужно было ампутировать. Тим только не знал, как. Пока.
Похоже, их атаковали специально, и люди покидали это место в спешке. Следы от выстрелов были на стенах, на деревянных дорожках. Тим несколько раз наткнулся на мёртвых людей и постарался почтительно обойти их стороной, не зная, стоит ли подтащить их ближе к пожару или огонь сам перекинется на хлипкие домишки и уничтожит лагерь дотла.
В любом случае, времени было мало. Он должен был найти еду и лекарства. Пища ждала его в столовой, и он скинул её в свой узел, не разбираясь, а потом бросился в горящее здание. Горело западное крыло, и он вполне мог успеть собрать всё в восточном, пока огонь не распространился дальше.
Тим собрал несколько сумок, которые возили с собой парамедики, выезжая на места сражений, и повесил их на плечи. Это было не так легко, как ему показалось сначала, но он не собирался оставлять здесь ничего из того, что взял.
Он почти покинул здание, когда услышал, как кто-то кричит. Тим оглянулся и увидел женщину, опиравшуюся спиной о шкаф. Её лицо и седеющие волосы были залиты кровью.
Тут же сбросив свою поклажу, он кинулся к ней и помог подняться.
— Сможете идти? — спросил он по-английски. Женщина слабо кивнула, отпустила его руку и медленно пошла к выходу. У них ещё было немного времени. Очень мало.
Тим снова осмотрелся, приметил в углу инвалидное кресло и сложил туда сумки и узел с едой. Выкатив коляску на крыльцо, он помог женщине выйти и повёл за собой.
Он решил, что, если ей станет совсем плохо, он усадит её в кресло, а сумки повесит на себя. Но до крепости он её доведёт.
— Давайте уйдём отсюда, и я помогу вам. Хотя бы рану обработаем, — сказал женщине Тим. Она кивнула, осторожно ступая по доскам, а потом всё же запнулась о собственную ногу и упала, теряя сознание.
Но Тим выполнил обещание. Он довёз её до крепости, хотя это далось ему нелегко.
В крепости он снова развёл костёр и уложил женщину на одеяла, оставшиеся от гуманитарной помощи, так и не попавшей к адресату, и обработал рану на лбу. Рана была не смертельной, хотя Тим недостаточно разбирался в медицине, чтобы быть уверенным, что женщина не получила хотя бы сотрясение мозга. Он мог только ждать — и ждал. Он сидел у костра, подкладывая в него ножки от стульев и съеденные червями книги, и неотрывно следил за женщиной, не в силах уснуть или хотя бы сдвинуться с места от напряжения.
Женщина пришла в себя, когда наступило очередное утро. Тим устало моргал, чувствуя, как слезятся глаза. Костёр почти погас.
Тим наблюдал, как женщина садится, щупает повязку на лбу и только потом начинает озираться.
— Где я?..
— Я же сказал, что помогу вам. — Тим впервые за всё это время сменил позу и повернулся к ней. — Как вы себя чувствуете? Нет сотрясения?
— Не уверена. Скоро узнаем. — Женщина снова пощупала повязку. — А вы… — Она сощурилась, рассматривая в полумраке старинной крепости Тима. — Вы спасли мою жизнь. Я вам обязана.
— Вроде того. — Тим потянулся к узлу с едой, развязал и принялся там рыться. — Сейчас сообразим какой-нибудь завтрак…
— Вы один? — вдруг спросила женщина. Тим прикусил щёку, вспомнив родителей, вздохнул и кивнул. — И давно вы здесь? Вы такой юный, что вы…
— Мне уже очень давно шестнадцать, мэм. — Тим хитро сощурился. — И я здесь… Месяц. Или два. Я потерял счёт времени. Вы будете томатный суп? — Он достал из узла банку «Кэмпбеллc».
— Не откажусь, — задумчиво протянула женщина, пристально рассматривая его. Тим не был уверен, что она достаточно суеверна, чтобы купиться на его слова. А ведь он впервые в жизни сообщал первому встречному правду о себе.
— Меня зовут Лесли. Лесли Томкинс. А вас? — Женщина пересела к нему поближе и протянула руку для рукопожатия. Тим замер, всё ещё держа жестянку и перочинный нож.
У него были имена, говорящие о его божественности.
Он носил имя сына Бога Тота, Бога мудрости и знаний, и до сих пор его жажда знаний была неуёмной.
Он носил имя того, кто славит Бога, и славил его.
Но Боги и их всепоглощающее добро были бессильны перед болезнью человечества. Он больше не мог просить их о помощи, он мог только служить им.
И помощники ему нужны были иные.
Он отложил нож и консервы в сторону и сжал ладонь Лесли в своей.
— Вы можете называть меня Ра’с. Ра’с аль Гул.
========== Воскресший ==========
Когда Лесли поправилась, она не ушла. Она не стала говорить, в чём причина и почему она решила остаться, а Тим не задавал лишних вопросов.
Решение наверняка далось ей непросто. Она бросала свою борьбу за мир и карьеру в Красном кресте ради странного мальчика с пронзительно-зелёными глазами. Это нельзя было логически объяснить. Но иногда Тиму казалось, что она просто чувствует себя не обязанной, а привязанной к нему.
Она вверила ему свою жизнь. Он понимал это и принимал.
Лесли исследовала крепость намного тщательнее, чем он. Только спустя несколько недель он сам обнаружил в одной из дальних комнат старый гобелен грязно-серого цвета, на котором проступал слабо различимый силуэт старика с ярко-зелёными глазами. Там же он заметил своё собственное отражение в тусклом зеркале, изуродованном трещинами.
Это придало ему уверенности — даже больше, чем раньше.
Вместе с Лесли он перенёс оставшееся оборудование и пережившие пожар лекарства из полевого госпиталя. Вместе с ней он помогал другим страдающим от войны. За пару месяцев Тим и Лесли нашли и выходили несколько десятков солдат и врачей, которых принимали за мёртвых и оставляли, которых теряли, или которые были единственными, кто выжил. Первым, кого они видели, просыпаясь, был Тим, и Тим становился их надеждой на отмщение.
Тим не хотел создавать культ. Он не желал слепого поклонения, хоть и видел, что в глазах окружающих его людей читалось какое-то суеверное удивление и восхищение. Он выглядел очень молодым и очень старым, никогда не уклонялся от беседы, но и не проповедовал просто так. Он ходил босиком и в потёртой одежде, и отказывался от подарков.