– Помню. Будто это было вчера. Она приходила в детдом и сидела в сторонке, подолгу украдкой смотрела на меня. В детдоме было не сладко. Дети подбегали к ней, хватали за руки, а она сидела и не сводила с меня глаз. Так продолжалось несколько недель. Потом она меня забрала. Было страшно…
– Почему страшно?
– Я всего боялась. Нас же не баловали, ругали, били, наказывали за всё, что делали и что не делали...
Бабушка смолкла и, не моргая, уставилась на фикус в темном углу. По щекам её текли слезы, капали на грудь. Человек с незавидной судьбой. Появилась на свет, как плод запрещённой любви, детдом, больная мама, которую она похоронила спустя двенадцать лет, как повстречала. Жизнь, полная страданий, лишений и обмана. Оставшись сиротой, бабушка встретила интеллигентного молодого человека из хорошей семьи, который вскоре исчез, оставив её одну, беременную моей мамой. В отличие от прадеда, дед исчез добровольно, а точнее добровольцем. Отправился на великую социалистическую стройку Байкало-Амурской магистрали. Оттуда прислал открытку без обратного адреса. Мучила ли его совесть или переполняла гордость от причастности к важному делу, никто так и не понял. Мать моя не хотела быть одиночкой в третьем поколении. Потому и терпела пьяные выходки отца. Бабушка много раз говорила ей, и я это слышал сам, что в доме должен быть мужик, с руками или с деньгами, неважно, но обязательно должен быть мужик.
У бабушки я пробыл два дня, а потом вернулся в интернат футбольного клуба. Там было проще не думать об утрате.
Отцу хватило ума не приводить свою новую женщину в наш дом, где всё было обставлено мамиными руками. Я был там счастлив, но это время прошло. Язык не поворачивается назвать жилищем кирпичную громадину, в которой уже нет тепла хозяйки. Три года дом стоял пустой. Находиться среди этой затхлости невыносимо, и после интерната я снял квартиру.
Чувство вины заставляло отца осыпать меня дорогими подарками, но сам он отсутствовал, как и прежде. Раз в неделю от него приходил денежный перевод. Необходимости в этом не было, мне хорошо платили в футбольном клубе, а тратиться было не на что. На двадцатилетие отец подарил мне спортивную машину.
В том же году я встретил Ксюшу. На самом деле её звали Оксана, но это имя она почему-то воспринимала как личное оскорбление. Была прохладная сентябрьская ночь. Отмечали день города. В нашей компании я был единственным, кто не пил и у кого была машина. Шум стихал, народ расходился по домам, ресторанам и клубам, а она стояла на остановке одна. Последние троллейбусы давно ушли в депо.
– Привет, – крикнул я в открытое окно, остановившись напротив нее. Она демонстративно отвернулась. Забавная игра начинается, она будет делать вид, что не хочет, что б я её подвез, я буду настаивать, она будет ломаться, но и я не отступлю. Кто же сдастся? Времени у меня достаточно, ехать в пустую квартиру нет никакого желания, завтра выходной, так что сыграю по её правилам.
– Привет, – повторил я и отключил звук магнитолы, – послушай, это элементарно невежливо. Я тебя приветствую, а ты воротишь носик…
– Я ни с кем не знакомлюсь это раз, в чужую машину не сажусь - это два.
– Меня зовут Вова, а ты - прекрасная незнакомка. Видишь, мы уже почти знакомы, – сказал я и вышел из машины, – но если ты не хочешь садиться в машину, то я постою с тобой на остановке.
Мы простояли молча с полминуты.
– Мы ждём первый троллейбус? – спросил я в шутку. Она недовольно поджала губу. Первое очко в мою пользу. – Они с шести ходят или позже?
– С шести, – недовольно выдохнула она.
– Нужно было теплее одеваться, я теперь простужусь, и всё из-за тебя, прекрасная незнакомка, – сказал я, и она заулыбалась, всё еще не глядя в мою сторону.
– Как тебя зовут?
– Ксюша.
– Вова.
– Ты только что придумал это имя?
– Нет, его придумали мои родители, а я за ними повторяю.
– Редкое имя.
– Конечно, такое только у меня и президента.
– Ещё у Высоцкого.
– Точно, чуть не забыл. Видишь, плохого человека Володей не назовут. Так что, поедем? Ну, поехали. Отвезу тебя домой, приставать не буду, обещаю, – умоляющим голосом, но, не теряя достоинства, сказал я. Она посмотрела мне пристально в глаза. Щёчки, ушки и кончик носа раскраснелись, она скривила ротик, покусывая губы изнутри. Красавицей её не назовешь, но было в ней что-то, чего мне так не хватало в тот вечер. Что-то очень простое, неуловимое глазом. От нее веяло теплом человеческого тела. Может быть, я почувствовал это из-за того, что просто не хотел оставаться в одиночестве.
– Хорошо, – сдалась Ксюша, – но знай, что я отправила подруге номер твоей машины.