– Он много там сделал. Очень много. С каждой вложенной копейкой его доля в бизнесе росла. Я подсчетов никаких не вел, привык всё строить на доверии, а он каждый гвоздь проводил по бухгалтерии, как собственные средства учредителя. Сменил охрану, я не возражал. Поменял администратора, я снова не возражал. Директор ему тоже не понравился, и снова я промолчал. Думал, так надо, ведь, в конце концов, он вкладывает большие деньги в общее дело. На прошлой неделе решил съездить посмотреть, что сделано, скоро начало курортного сезона. Дальше проходной не пустили. Меня, понимаешь, не пустили в мою же гостиницу. Набрал Олегу, тот не взял трубку. Через час позвонил его юрист. Наплел о своих подсчётах, неосновательном обогащении, нес какую-то ахинею и кончил тем, что я больше никто и звать меня никак. Знакомый адвокат подтвердил его слова. Моя доля в общем имуществе стала ничтожной, и Олег заберет её, если захочет. А он захочет, тут никаких сомнений нет. Суды станут на его сторону, юридически он прав.
– Юридически, – процедил я, скрипя зубами.
– Да, юридически. Вначале я подарил ему половину. Казалось, что так будет правильно, ведь он намеревался вложить большие деньги и потребовал гарантий. Теперь к подаренной половине он прибавил всё, что вложил. Всё до последнего рубля…
– Как ты поступишь?
– Никак. Стоимость моей доли на следующей неделе переведут на банковский счет. Необходимые документы я уже подписал. Сумма небольшая. Вложу в строительство коттеджей. Построю, продам. Снова построю. Что ещё остается?
Я сидел, как пораженный током. Не верилось, что отец может сдаться и так легко отдать дело, которое кормило нас столько лет. Он постарел, только сейчас это стало заметно. Мне стало его жалко.
– Пап, я тебя люблю. Прости за всё, что я тебе наговорил. Нервов не хватает.
– Ты сказал по делу, мне не на что обижаться. Теперь ты всё знаешь и меня поймешь. Запомни, она тебе не пара, – отец снова кивнул в пустой коридор, – она пользуется тобой, просто поверь и запомни. Чем раньше ты это поймешь, тем для тебя будет лучше. Поправляйся. Вот, всё что могу, – сказал он и, бросив на комод смятую пятитысячную купюру, спешно ушел.
Слышала ли Яна наш разговор? Конечно, слышала, от первого до последнего слова. Впрочем, не услышала ничего нового для себя, а как делать вид, что всё хорошо, она знала и раньше.
Я словно заново осиротел в тот день. Отец, который давал знать о себе разве что денежными переводами, дал ясно понять, что отныне я могу рассчитывать только на свои силы. Может быть, именно в тот день я прогневал Бога, и он решил показать мне, что значит действительно остаться один на один с проблемами. Смешно вспомнить, но когда-то мне всего лишь не хватало денег. Все деньги, все сокровища мира не спасут меня сейчас. В лучшем случае, газетчики написали бы на первой полосе: «Обладатель всех денег мира насмерть замерз в Якутии», а следующей новостью что-то в роде «На Кубани второй год подряд собрали рекордный урожай зерновых». Какими же мелкими, в сущности, были мои проблемы. Сейчас всё отдал бы за лишний литр солярки, только чтобы продлить свои мучения ещё на четверть часа или около того. Это и отличает меня от самоубийцы. Ни один суицидник не захочет оттянуть конец. Напротив, он желает смерти, ждёт её, легкую и быструю. Достаточно повернуть ключ зажигания, чтобы всё прекратилось. Холод - неумолимый палач, он сделает свое дело в любом случае. Спокойствие обреченного – обман. Здраво мыслящий человек не хочет умирать, и я не исключение. Страшно тянет в сон. Я знаю, пробуждение не наступит, поэтому буду бороться и возьму от жизни всё, до последней доли секунды.
Мази, растирания, компрессы и бинты быстро вернули форму ноге. Деньги, которые отец оставил на комоде, кормили нас два дня. На третий день я проснулся с твердым намерением переломить ситуацию. Без машины передвигаться, даже здоровыми ногами, не просто. Хромая, добрался до автобусной остановки. Люди толпились с четким осознанием, куда и на чём они едут. Мне нужно к Артёму. Звонить ему не стану. Следователь только этого и ждёт. Не дождётся. Я намерен получить у Артёма объяснения и свои деньги, которые отдал Серёге в тот злосчастный вечер, и за ремонт Тойоты. Какой автобус едет к его офису, не имею ни малейшего представления. Простояв полчаса, заметил, что к офису Артёма не едет ни один автобус. Сел в тот, что шёл к центральному рынку. Оттуда можно пройти около семи кварталов пешком или пересесть на другой транспорт, знать бы ещё на какой. Маршрут до рынка был составлен таким образом, чтобы ехать как можно дольше. Автобус разворачивался в самом неподходящем для этого месте, удалялся на приличное расстояние от прямого пути, делал крюк, затем круг, снова ехал в противоположном направлении и, спустя час, каким-то чудом оказывался в нужном месте. Я вышел на остановке «Центральный рынок». Точно знаю, куда мне идти, но как добраться общественным транспортом, не имею ни малейшего понятия. Нога ещё болит, но терпимо. К тому же, на путь, который занял бы у меня десять минут, я уже потратил больше часа.