– Вов, что с тобой? – далеким эхом зашумел голос Яны. В следующее мгновение она обтерла мое лицо рукой, смоченной в холодной воде. Запахло кинзой.
– Нет, нет, я в порядке, я устал, прости, сильно устал…
Видимо я отключился на какую-нибудь секунду, потому, что, придя в себя, полулежал, упершись лопатками в стену. Яна стояла рядом на коленях.
– Не пугай меня так, – взволнованно сказала она.
– Всё хорошо, – едва шевелил я бледными губами, – всё хорошо. Это усталость накопилась, гемоглобин или как его там…
– Давай, гемоглобин мой, иди, отдохни. Может, покушаешь?
– Нет, пойду, прилягу, часик полежу, и всё пройдет.
Одетым, я проспал на диване до утра. Тойота на улице пред воротами. Не загнал машину во двор потому, что электрические ворота открываются слишком долго. Ждать больше секунды я не мог, так сильно хотел увидеть Яну, убедиться, что она еще здесь, еще моя. Не допускаю даже мысли о том, чтобы с ней расстаться. Я почувствовал себя ребенком, узнавшим, что родители хотят выкинуть его игрушку, пусть даже наскучившую давно. Нет, Яна не игрушка, а я давно не ребенок, я, и только я, решаю, как и с кем буду жить. Отец пусть и дальше думает, что я развожусь, если ему так легче давать деньги. Скоро он поймет, что был неправ, попросит, чтобы я простил его и забыл тот разговор о разводе, и я прощу, но не сразу.
Ночью меня знобило, но пойти в спальню, раздеться и лечь в постель, под теплое одеяло я не хотел, то ли лень, то ли покинули силы, не знаю, скорее всего, и то, и другое. Затекла шея, рука постоянно проваливалась между подушками, найти удобную позу никак не получалось. Было часа два ночи или около того, дверь спальни приоткрылась, в полоске света мелькнула тень Яны, и тепло разлилось по телу. Она не спала, встала и укрыла меня пуховым одеялом, поцеловала и ушла.
В семь утра на улице светло. Яна сидела на кухне, допивала чай и читала книжку.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоено спросила она.
– Вроде бы нормально.
– Ты не заболел, случайно? Вид у тебя не очень хороший.
– Нет, со мной такое бывает. Ничего страшного…
– Тебе нужно отдохнуть, ложись, поспи ещё часик.
– Кто рано встает, тому Бог подает, – натянуто улыбнулся я. – Нужно работать. Ты же сама хотела, чтоб я нашел хорошую работу, вот, пожалуйста, буду строителем.
– Кем?
– Строителем, – повторил я, – буду строить дома. Не руками, конечно же. У меня более сложная задача. Один знакомый, – я говорил быстро и не очень внятно, что бы она не спросила, какой именно знакомый, и, к счастью, она не спросила, – покупает землю под строительство. Ему понадобился надежный человек в партнеры. А я самый надежный человек в мире.
– Я беспокоюсь за тебя, – сказала Яна по-матерински взволнованно, и протянула мне перевязанную лентой коробочку, – возьми это, обещанный подарок.
Подарком был серебряный триптих в деревянной рамочке. В центре маленькой иконы Спас Вседержитель, слева образ Божией Матери, справа Святитель Николай. Так появилась у меня эта милая безделушка - связь прошлого с прискорбным настоящим. Но тогда я не думал о смерти, даже напротив, я думал о жизни, о её новом смысле. Яна беспокоится обо мне. Так мало людей говорили мне эти слова, и ещё меньше людей укрывали одеялом, когда я мерз во сне. Когда-то давно это была мама, и вот теперь на её месте Яна. Она подарила больше, чем икону, она подарила заботу, поддержку, сама не осознавая, она подставила плечо, а это самое важное, что может дать один человек другому.
Взял икону с собой. Положил в сумочку, рядом с кошельком и документами. В Тойоте не нашлось места подарку, он, как мне показалось, не вписывался в кожаный с пластиковыми вставками интерьер машины.
Господи, ты свидетель, я не хотел того, что потом случилось. То есть хотел, конечно же, хотел, но только потому, что был слеп. В переносном смысле, конечно же, зрение то меня никогда не подводило, но новые горизонты, перспективы, затмили всё, чем когда-то дорожил. Сейчас, перед твоим образом, Господи, я ни о чем не сожалею. Всё могло быть иначе, но ведь иначе, совсем не означает - лучше.