Она не сказала, я не догадался. Моей вины нет. Какая там вина, когда она просто промолчала, а я, избитый, валяюсь на кафельном полу в прихожей. Что стоило взять телефон, позвонить, ну или сообщение отправить, что так и так, доктор прописал лечь в больницу. Нет же, устроила сцену с квитанцией и этим, будь он проклят, ковриком.
Хрипя и превозмогая ноющую боль в копчике, куда от души приложился ботинком дядя Яны, я карабкался по лестнице в спальню. На полу, под окном, стояла на две трети полная бутылка холодного виски, ставшая компрессом ушибленному подбородку. Отпил виски и вернул бутылку обратно к лицу. Чувство, что она меня предала, возникло внезапно и нарастало с каждым глотком. Значит, родственникам своим она нажаловаться может, а как меня о чем-то попросить, так язык отсохнет. По полу тянет сквознячок, холодная стенка под лопатками и головой освежает, приятно контрастируя со жгучим алкоголем. Если честно, мне глубоко наплевать на самочувствие Яны, как бы сильно её не тошнило, мне сейчас никак не лучше.
Время мчится, или остановилось, виски допит, тошнит, глубокая ночь, полная луна двоится, отражаясь в стеклопакете. Что стоило позвонить? Или отправить сообщение? Всего два слова: мне плохо. И всем было бы хорошо. Нет же, она опять всё сделала по-своему. Нащупал телефон, разблокировал экран, так и есть, ни одного пропущенного звонка. Сердце замерло, когда в сотне непрочитанных сообщений, по большей части угроз из банка, я не прочел сообщение Яны: «Мне очень плохо, постарайся не задерживаться». Она написала это днем, за полчаса до моего приезда...
Представил себе, как она, корчась от боли, подбирает нужные слова, чтобы не сильно испугать, набирает мой номер, не дожидаясь первого гудка, сбрасывает, пишет, стирает, снова пишет. Вот я приехал и она рада, что я приехал так быстро, а дальше… Душно и тесно, мне давит на грудь золотой крестик и футболка, вдруг прилипла к груди и сжимает ребра до треска. Не могу позвонить, недостаточно средств, пишу сообщение, но пальцы не слушаются и вместо: «Дорогая, прости меня негодяя», получается: «Догорая, прости меня негодуя» или что-то в этом роде, сейчас не вспомню, да это и не важно, потому что сообщение я не отправил, заснул.
Утром стало хуже. Меня трясло от мысли, что с Яной может случиться, или уже случилось что-нибудь страшное, что-нибудь непоправимое. Или, не дай Бог с малышом. Несколько раз я, сам того не желая, представил её лежащей в гробу и малыша в гробике, размером с коробку от обуви, и мне стало настолько паршиво, что нет слов, которыми можно описать это состояние. Позвонил ей не меньше семи раз, она не отвечала. На восьмой раз робот сказал, что абонент разговаривает по другой линии. Как тонущий хватает руками воздух, так же я ухватился за мысль, что не всё потеряно, раз она разговаривает с кем-то по телефону.
Дорога расплывалась в глазах. Может и стоило вызвать такси, но ждать пять или больше минут я не мог. Припарковаться было негде, и, бросив машину на тротуаре, я быстро зашагал к роддому.
– Молодой человек, а вы куда собрались? – окликнула меня суровая тетка, дежурившая у входа в отделение.
– Туда, – сказал я и уверенно показал на пластиковую дверь.
– Туда нельзя, – строго запретила дежурная. Мимо нас прошел мужчина с пакетиком мандарин.
– В смысле нельзя? Ему, – я показал на мужчину пальцем, – можно, а мне, почему нельзя?
– Так он в бахилах.
– Издеваетесь?
– Нет, порядок такой. Без бахил не пущу.
– Сука, – процедил я сквозь зубы неслышно.
– Будешь мне тут возмущаться вообще не пущу.
– Я не вам сказал. Я про ситуацию в целом. Где взять бахилы?
– А я что, справочная, что ли? Куда идешь-то?
– У меня тут жена…
– Не поверишь, тут почти каждая чья-то жена.
– Нет, вы не правильно поняли, она вчера поступила, она беременная...
– Не морочь мне голову, тут кроме меня все беременные. Фамилия у жены есть?
– Есть, – выпалил я, смущаясь, понимая, насколько глупо выгляжу, и назвал фамилию. Женщина задумалась.
– Всё равно не пущу.