Прихватило живот. Еду домой. В окнах горит свет. Дом полон жизни. Чужой жизни, до которой мне нет никакого дела. Я снова гость в своем жилище. Тёща сидит в зале за столом. Лечь на диване спать получится не скоро. Наскоро приготовленные закуски заветрились, выглядят тошнотворно.
– Ну наконец-то явился отец, – выразительно всплеснула она руками, – а я тут вся заждалась. Отметить-то не с кем.
– Возле роддома был. Мало ли что понадобится.
– Понятно. А Янка молодец какая, ты полюбуйся. Троих детишек нарожала. Ещё и мальчишку родила. Думала, не будет мальчишки. У матери моей не было, у меня не было, а она, ты посмотри, молодец какая. Это же теперь и пособие увеличат, и на коммуналку скидки дадут, всё же мать-героиня. А ты, что ж, долго ещё бездельничать думаешь?
– Мы как-то нужду не испытываем, если вы не заметили. Всё у нас хорошо и без нищенских пособий этих ваших…
– Ага, хорошо, знаю я как хорошо. Сидишь целыми днями в телевизор пялишься. Спрашивается, чего ты там не видел? Пошел бы на работу устроился.
– Да я…
– Конечно, в телевизор пялиться поинтереснее будет, чем мешки ворочать. Здоровый же мужик. Ей богу.
– Послушайте…
– Чего слушать? Чего я не слышала? Как говорится, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Трутней, хоть убей, никогда не уважала. Вот мы с Янкиным папой дом какой отстроили. Не дворец, конечно, но, зато своими руками мозолистыми. Годами в шахте копейку к копейке складывали и построили. Тебе-то что? Привык на всём готовеньком. Сколько веревочке не виться…
– При всем уважении, сегодня такой день…
– А день и впрямь замечательный. Чего стоишь в проходе? Давай, подсаживайся, бутерброд со шпротиком покушай. Водочки? Давай выпьем, – она схватила рюмку, далеко не первую, как я понял.
– Нет, спасибо, не буду. Хочу пораньше проснуться. Сына посмотреть, да и вдруг что-нибудь нужное забыли.
– Ну, как хочешь, – глубоко выдохнула тёща, опрокинула рюмку в рот, занюхала бутербродом, поморщилась, откусила разом полкуска и принялась мощно жевать. Вот шанс вставить слово.
– Зря вы волну поднимаете, – говорю, не до конца осознав, что её словесная метель только-только начала стихать, – дочь ваша при мне ни в чем не нуждается…
– Не хватало ещё, чтоб она нуждалась в чем-то, – вырвалось вместе с недожеванными крошками.
– Да в самом деле, можете не перебивать…
– А чего ты на меня орешь? Я что плохого сказала? Правда глаза режет, но я не из тех, что молчать будут. Стой! Вовка, стой, сказала. Куда пошел? – неслось мне в спину. Я выбежал во двор, сел в машину, запустил двигатель, но куда от нее сбежать, не знал. Очень скоро распахнулась входная дверь, тёща подошла к машине и виновато сказала в приоткрытое окно:
– Вовка, как ребенок. Чего взъелся? Куда собрался на ночь-то глядя? Спать иди. Перенервничал…
Повернул ключ, мотор стих. Я крепко сжал обеими руками руль, протяжно выдохнул, подкатил к потолку глаза, говорю, не глядя на нее:
– Не хочу с вами ругаться, ни с кем ругаться не хочу, но вы же вынуждаете. Очень устал и спать сильно хочу…
– Так бы сразу и сказал…
– Господи, – взмолился я.
– Поняла-поняла. Хотела, чтобы по-человечески всё было, колбаску, сырок порезала. Знать не знала, что все такие нервные стали. Чего, спрашивается, нервничать. Хочешь спать? Так иди, ложись. Кому я тут мешаю… – шипела она себе под нос, удаляясь. Через минуту свет в доме погас, я зашел, лег на диван, мгновенно уснул.
Глава двадцать третья
Глава двадцать третья
Когда мне было пятнадцать лет, я дал себе обещание никогда не жениться и не заводить ни детей, ни собаку, ни даже хомячка, чтобы больше не страдать об утрате. Слова не сдержал и вспомнил об этом сегодня, на четвертый день после рождения сына, потому что сегодня день смерти матери. Глядя на мощеную плиткой площадку возле её могилы понимаю, что это не простая площадка - это моя могила или бабушкина, кому как повезет.
– Мам, я женился, – беззвучно шевелю губами. Ей слов не нужно, она и так поймет, – у меня родился сын. Ты же их видишь, правда? Я тебя не вижу, а ты всё видишь. Ты была бы хорошей бабушкой, ты и так лучшая бабушка и, когда твой внук подрастет, мы приедем вместе и подарим тебе огромный букет роз. Прости, что я редко прихожу. Мне тяжело, но знаю, что ты бережешь меня, и потому ничего плохого не случится. Мне очень тебя не хватает. Была б ты жива, многое было бы по-другому, только ты меня слышала, только ты понимала, а отец… сама знаешь. Всё наладится, теперь у меня есть сын, теперь есть семья, самая настоящая семья. Они меня ждут, должен идти к ним. Прости, ещё раз, прости.