– Уговорила. Я почти привык. Ещё сто раз подряд повтори Мирон, и точно не забуду.
Яна гневно толкнула сиденье ногой, спор затих.
Едва машина остановилась напротив ворот, из дома высыпали тёща с девочками и застыли на пороге.
– Ну, слава тебе Господи, – запричитала её мать, – мы тут извелись, все глаза в окошко просмотрели.
– Не то слово, – подхватила Яна, – как же я соскучилась.
Тёща вцепилась в младенца и принялась сюсюкать, пока девочки разрывались, то сжимали в объятиях мать, то подпрыгивали, чтобы разглядеть брата. Меня словно не существовало.
– Проходите в дом, не толпитесь на жаре, – вежливо пригласил всех присутствующих.
– А что ты нас гонишь? – возмутилась тёща, – Мирону полезно быть на солнышке.
– Мирону может и полезно, а я пойду, вещи отнесу, – сказал, подавляя гнев. Как случилось, что я последним узнал имя своего сына? Что за дела? Когда, наконец, меня в мою же семью примут?
Стынущий в печке Татры пропеллер последний раз прострекотал и замер.
«Вот и сказочке конец, – подумал я, – а кто слушал молодец. Так кончается моя жизнь. Рад, что в последние часы смог хоть и мысленно, но всё же побыть дома. Холодает. Пар со рта. Мороз уже в кабине. Пришел убить меня? Не угадал. Я умер давно, умер для всех в тот сраный день, когда Светка позвонила по поводу своих денег.
– Владимир, здравствуйте, – услышал я в трубке телефона зябким октябрьским утром, – Владимир, это Света, по поводу инвестиций в строительство, помните?
– Здравствуйте, помню.
– Как там наши дела, Володя? Проезжаю мимо участка, не пойму, техника какая-то стоит, но сроки строительства явно запаздывают. Что вы скажите?
– Ох, Светлана - Светлана. Что тут скажешь, ваша правда. Сроки ни к черту. Должен извиниться, но администрация никак не идет навстречу. Бюрократы ржавые, что с них возьмешь. Буду до конца честен, перспективы пока никакой. Заеду к вам вечерком, верну деньги, а как движение пойдет, вернемся к разговору.
– Вы меня прямо ошарашили, Володя. Вот что значит ретроградный Меркурий. Неужели никакой перспективы?
– Никакой. Ни света в конце тоннеля, ни даже намека.
– Жаль. Очень жаль. Так в какое время вас ждать?
– Точно не скажу, как буду выезжать, позвоню.
– Сегодня?
– Сегодня.
Положив трубку, я долго приходил в себя. Нашего разговора, к счастью, никто не слышал. С того дня, как Яна с Мироном переступили порог моего дома, я был вынужден коротать время на заправке. Тёща жила с нами постоянно, лишь по воскресеньям уезжая к себе. Воскресный папаша - так они прозвали меня между собой, потому что только в этот день я мог спокойно находиться в своем доме.
План действий был готов заранее, всё что оставалось, это быстро продать машину, перевязать резинкой деньги и передать их ей в руки. Знакомый перекупщик ждал только моего слова, он давно осмотрел Тойоту и назвал свою цену. Я не спешил со сделкой. К зиме цена на машины с полным приводом растет, но ждать больше некуда.
– Саша, привет, – небрежно начал я телефонный разговор. Моего собеседника звали Сасун, древнее армянское имя, говорили знавшие его люди, но сам Сасун предпочитал называться Сашей.
– Привет, как ты?
– Всё хорошо, машину мою брать не передумал?
– Нет, не передумал. Что ты? В любое время, я же сказал.
– По цене, накинешь? Зима близко, сам знаешь...
– Зима не так уж близко, а годы твоей машины идут, это я знаю. Цена падает…
– Не начинай, нормально же общались. Готовь деньги.
– Деньги всегда готовы. Жду.
Мы встретились на автомойке. Саша запрыгнул на водительское сидение, покрутил руль, любовно погладил приборную панель, бросил мне на колени пакет с деньгами и пустой бланк договора купли-продажи.
– Ты же знаешь, что я эту машину беру не себе. Какая тебе разница, подпиши как продавец, а кто покупателем будет, тому в паспорте машины лишняя сточка не нужна, – объяснил он.
Пересчитал деньги, подписал договор. После расчётов со Светланой, должно было остаться семьсот тысяч рублей. Не густо, но на подержанную машину хватало. Мы попрощались. Тойота величественно проплыла мимо, скрылась за поворотом. Заказал такси, и к пяти часам вечера был в офисе Светланы.
– Жалко, конечно, очень жалко, что так вышло, – причитала она, сжимая пакет с деньгами у груди.
– Скрывать не буду, тоже огорчен, – посетовал я, – но, жизнь продолжается. Если что-то изменится в лучшую сторону, сообщу вам.
– Дай-то Бог.
– Будьте здоровы, – сказал я на прощание и поспешил уйти.
Это был первый и последний раз в жизни, когда я возвращал деньги. Неприятно, даже больно, но зато теперь моя совесть чиста, никто не упрекнет, не скажет, что я жулик. Так себе мотивация. Вспомнил соседей, всю жизнь побиравшихся, но с чистой совестью.