В свои шестьдесят лет Хромой мог бы давно спокойно жить в собственном поместье на берегу реки, но его рискованная коммерция доставляла ему большое удовольствие, особенно если удавалось надуть какого-нибудь доверчивого простака. Его последней жертвой стал чиновник казначейства, любитель эбенового дерева. Польстив тщеславию покупателя, Хромой продал ему мебель из самого дешевого материала, выдав его за дерево ценной породы. Подделка, правда, была искусная.
Наклевывалось и другое дельце: еще один богатый любитель хотел приобрести коллекцию нубийских щитов, принадлежавших одному из самых воинственных племен. Крупно рисковать, чувствовать дыхание опасности было восхитительным ощущением, за которое можно дорого заплатить. Зная наперечет всех местных ремесленников, Хромой заказал у них фальшивые щиты, которые, впрочем, выглядели гораздо внушительнее подлинных. Ему осталось лишь подвергнуть их специальной обработке, чтобы они производили впечатление оружия, прошедшего через самые жестокие битвы.
У него на складе хранилось множество подобных чудес, которым он умел придавать особый шарм. Он имел дело только с крупными клиентами, особенно любил тех, кто не стеснен в средствах и не особенно умен. Открывая засовы, он смеялся, думая о том, что ему предстоит завтра.
В тот момент, когда он запирал дверь, ему на плечи свалилась черная шкура какого-то животного. Запутавшись в ней, Хромой завопил, упал и стал звать на помощь.
– Не ори так громко, – сказал Кем, немного отодвигая шкуру, чтобы тот мог дышать.
– А, это ты… что ты здесь делаешь?
– Узнаешь эту шкуру?
– Нет.
– Не ври.
– Я говорю правду.
– Ты один из лучших моих соглядатаев, – признал нубиец. – Но в данном случае я обращаюсь к тебе как к торговцу. Кому ты продал огромного самца павиана?
– Я не торгую животными.
– Такая обезьяна вполне могла работать в страже. Только такой мошенник, как ты, мог отважиться на незаконную сделку подобного масштаба.
– Это клевета.
– Я знаю, какой ты жадный.
– Это не я!
– Убийца раздражен твоим упрямством.
– Я ничего не знаю.
– Ну, тогда тебе придется иметь дело с ним.
Хромой исчерпал весь запас своих отговорок.
– Я слышал о каком-то огромном павиане, которого поймали в районе Элефантины. Дельце перспективное, но не для меня. Я только предоставил судно.
– И немало за это содрал, я полагаю.
– Мороки и расходов тоже было немало.
– Жалеть тебя я не стану. Меня интересует только одно: кому ты передал обезьяну?
– Это дело очень деликатное…
Павиан, теряя терпение, начал скрести лапой землю.
– Ты меня не выдашь?
– Мой Убийца не болтлив.
– Никто не должен знать о том, что я тебе говорю. Сходи к Коротконогому.
Этот персонаж носил свою кличку заслуженно: крупная голова, волосатая грудь и слишком короткие ноги, правда, крепкие и мясистые. В детстве и юности ему пришлось перетаскать огромное количество ящиков и корзин с фруктами и овощами, зато теперь он был хозяином и имел в своем подчинении сотню земледельцев, у которых скупал для продажи их продукцию. Помимо своего официального занятия, Коротконогий приторговывал по случаю всяким левым товаром.
При виде Кема и его обезьяны радости он не ощутил.
– Я не делаю ничего незаконного.
– А ты не любишь стражу.
– И еще меньше с тех пор, как ты стал ее начальником.
– Надо полагать, тебя мучает совесть?
– Задавай свои вопросы.
– Ты так торопишься все выложить?
– Твой павиан все равно меня заставит. Так чего тянуть.
– Вот как раз о павиане я хотел бы с тобой потолковать.
– Терпеть не могу этих чудовищ.
– Тем не менее, ты купил одного у Хромого.
Коротконогий явно смутился и сделал вид, что расставляет ящики.
– Мне было приказано.
– Кем?
– Одним странным типом.
– Его имя?
– Я не знаю.
– Тогда опиши его.
– Не могу.
– Это странно.
– Человек, который попросил меня достать крупного самца павиана, был никакой, весь как бы стертый, без особых примет. На нем был парик, надвинутый на лоб так, что почти скрывал глаза, и бесформенное одеяние, скрывавшее тело. Я бы не смог узнать его, тем более что наш разговор был очень кратким. О цене он со мной не торговался.
– Какой у него голос?
– Странный. Держу пари, что он пытался его изменить. Должно быть, набрал в рот камешков или орехов.
– Ты видел его только один раз?
– Да.
След оборвался. Скорее всего, задание наемного убийцы само собой отменялось с отставкой Пазаира и смертью Кадаша.
Сабабу втыкала шпильки в свою прическу, вид у нее был заинтересованный.
– Неожиданный визит, судья Пазаир; вам придется потерпеть, пока я закончу причесываться. Вам понадобились мои услуги в такой ранний час?
– Услуги вряд ли; просто хотел с вами поговорить.
В помещении, отделанном с бросающейся в глаза роскошью, сильно пахло крепкими духами, от которых кружилась голова. Пазаир тщетно искал взглядом окно.
– Ваша супруга в курсе, куда вы направились?
– Я от нее ничего не скрываю.
– Ну что ж. Она женщина незаурядная и великолепный лекарь вдобавок.
– Я слышал, что вы ведете что-то вроде дневника.
– Это допрос? В каком качестве вы его ведете? Вы же больше не старший судья.
– Всего лишь скромный судебный чиновник. Вы вполне можете не отвечать мне.
– Кто рассказал вам о моем увлечении?
– Сути. Он убежден, что у вас есть сведения, которые могут поставить Денеса в затруднительное положение.
– Сути – отличный парень и великолепный любовник… Для него я это сделаю.
Мягким кошачьим движением Сабабу поднялась и скользнула за занавеску. Вернулась, держа в руках папирус.
– Вот документ, где я записывала причуды и капризы своих лучших клиентов, их извращенные желания, в которых трудно признаться. Когда читаешь это, теряешь веру в людей. Хотя в большинстве своем египетская знать все-таки занимается любовью, как то положено природой – не причиняя другому боли телесной или душевной. Ничего нового я вам не расскажу. Это прошлое заслуживает забвения.
И она разорвала папирус на мелкие кусочки:
– Вы даже не попытались мне помешать. А если я вам солгала?
– Я верю вам.
Сабабу посмотрела на судью алчным взглядом:
– Я не могу ни помочь вам, ни любить вас, и мне очень жаль. Сделайте Нефрет счастливой, думайте только о ее счастье, и вы проживете самую прекрасную жизнь.
Скользя вдоль него, Пантера ласкала нагое тело Сути, гибкое, как стебель папируса на ветру. Она останавливалась и вновь продолжала свое движение, пока, наконец, не припала к губам своего любовника.
Измученный этой медленной лаской, он положил конец этому страстному изысканию, резко опрокинув Пантеру на бок. Их ноги сплелись, они сжали друг друга в объятиях, испытав обжигающее блаженство. Оба знали, что это совершенство желания и его удовлетворения накрепко связывало их, но ни тот ни другой не хотели в этом признаться. Пантера была столь ненасытна, что одного объятия ей было мало; снова и снова своими сокровенными ласками она разжигала пламя в теле любовника. Молодой человек называл ее «ливийской кошкой», напоминавшей богиню любви, ушедшую в западную пустыню в образе львицы и вернувшуюся ласковым домашним зверьком, которого, однако, невозможно приручить. Каждый жест Пантеры был полон сладострастия, обволакивающего и причиняющего страдание; она играла с Сути, как играют на лире, заставляя звучать ее струны в лад со своей чувственностью.
– Я поведу тебя завтракать в город. Один грек недавно открыл харчевню, где подают мясо, завернутое в виноградные листья, и белое вино из его страны.
– Когда мы пойдем забрать золото?
– Как только я смогу отправиться в такое путешествие.
– По-моему, ты уже совсем выздоровел…