— Эй, ты там, Асклепий вшивый! — закричал офицер, узнав Волгина даже без белого халата. — Что, пришел воскрешать покойничков? А ну проваливай отсюда! Не то станешь таким же, как они!
Волгин поспешно сдернул с мертвеца ключ, надел его себе на шею и принялся карабкаться вверх по склону, почти физически чувствуя, как офицер смотрит ему в спину, лениво раздумывая: застрелить или черт с ним.
Кого придется обменивать на следующую партию лекарств, хватит ли вообще духу проделать такое в одиночку, самому, а не под дулом пистолета — об этом Волгин пока старался не думать.
Ближе к вечеру, после наложения шины на один пустяковый перелом, после одних быстрых и легких родов с младенцем на онемечивание, Волгин почти успокоился. Ничего, что-нибудь придумает. И потом, препаратов хватит еще на какое-то время. Вот достать бы нормальной еды... Едва зайдя в свою каморку и опустившись на нары, такие же жесткие и сучковатые, как у прочих узников, Волгин закрыл глаза. Из-за хронического недосыпания он отключался, едва только выдавалась свободная минута.
И уже через миг выдернул себя из дремы, заслышав чьи-то шаги, безошибочно распознанные среди стонов и бормотания больных.
В проеме стояла медсестра Хильда.
— Доктор, откуда это?
Немка показала крупный осколок оранжевого стекла, на котором остался преизрядный обрывок бумажной наклейки с русской надписью: «Огнеопасно! Эфир медицинский».
Такой ужас, как теперь, Волгин испытал разве что в подземельях, у черного резервуара с непознанным. Упаковки и склянки от препаратов Волгин поручил тщательно уничтожать Леньке, и сам следил, чтобы все было сделано как следует. Если не было возможности сжечь, разодранные в клочья упаковки Ленька прятал в недрах мусорных куч — там немцы уж точно не стали бы рыться, а узники, копающиеся в отбросах ради чего-нибудь хоть отдаленно пригодного в пищу, в концлагере были самым обычным явлением. Так неужели что-то забыли? Осколки склянки от эфира Волгин закопал в мусоре собственноручно. А каким спасением был этот эфир, вместе с маской для наркоза, — на днях Волгин буквально с того света вытащил заключенного, получившего пулевое ранение в брюшную полость...
— Я следила за тобой и видела, как ты прятал это в мусоре, — тихо сказала Хильда. — Доктор, я Шпехту доложу, если ты сам мне не расскажешь. И тогда тебе придется объяснять лагерному гестапо, откуда здесь русские медикаменты.
На душе у Волгина стало кромешно-черно, как в подземном резервуаре алхимиков. И плескалась там нечто непостижимое и всепоглощающее, будто в безвременье до-творения, когда свет не был отделен от тьмы.
— Пойдем, Хильда, я покажу тебе, откуда взял эти препараты. Тут недалеко совсем. Сама все увидишь, — тоже тихо и совершенно мертво произнес Волгин.
— Ладно. — Медсестра повернулась, и в это мгновение Волгин успел цапнуть из лотка с дезраствором скальпель.
Немка запахнула серое форменное пальтишко женского подразделения СС, Волгин накинул драную телогрейку, и они вместе вышли из барака в снежную круговерть. Снег был весьма кстати. Плотная белая завеса скрадывала очертания, заглушала звуки. Больше шансов, что охрана не заметит, куда они направляются.
— Тебе с самолета сбросили медикаменты, да? — спросила Хильда. — Ваши обычно только листовки сбрасывают. И бомбы.
— Сюда, — Волгин указал на недостроенные бараки.
— А туда запрещено ходить, доктор! Там, говорят, опасно! — Немка уперлась было, но сразу пошла, как только Волгин взял ее под локоть. — У тебя там что, тайник?
— Увидишь.
Днем недостроенный барак со входом в подземелье, разумеется, охранялся, но всего парой солдат, чтобы не привлекать лишнего внимания, да и не ходил сюда никто, боялись. От Вильчака Волгин знал, что с другой стороны барака есть провалившийся участок стены и там можно пройти по настилу над ямой. Придерживая опасливо семенящую немку под локти, Волгин прошагал по скрипучим доскам внутрь постройки. И сразу достал из-под телогрейки, из кармана застиранного медицинского халата скальпель.