Он встал с кресла, вышел на середину кабинета и проделал несколько гимнастических упражнений: правая рука касается носка левой ноги, причем колени не сгибать, присесть десять раз, держа спину прямо. «Я, что называется, в полной форме. На Юге имеется подлинное сокровище, и оно будет моим. До чего же есть хочется».
Он вышел из кабинета, поднялся к себе двумя этажами выше. Анна вязала, а рядом сидела Джузеппина.
— Добрый вечер, синьор комиссар, — сказала Джузеппина.
— Добрый вечер, — бросил он, даже не взглянув в ее сторону.
И он подумал, что эта тоже после трех месяцев холодного обращения с его стороны будет в конце концов принадлежать ему. А ту, другую, судя по ее поведению, ждать не так уж долго.
— Будем обедать? — спросил он.
— Ну, я ухожу, — заявила Джузеппина.
— До свидания, — сказал ей комиссар и обратился к жене: — Ужасно есть хочется. Просто подыхаю с голоду, carissima.
В одиннадцать часов утра Мариетта и Пиппо наконец проснулись в своем сарайчике на апельсиновой и лимонной плантации, на той самой груде мешков, где они заснули на заре, все в той же позе, держась за руки и переплетя ноги.
Первым делом Пиппо отрядил двух своих гуальони, приводивших в порядок оросительные борозды, в Манакоре за хлебом и болонской колбасой. А сам вскарабкался на фиговое дерево и нарвал первых в этом сезоне фиг, уже успевших созреть… Мариетта набрала в бассейне полный кувшинчик свежей воды.
За ночь сирокко одолел либеччо, и гряду туч отогнало далеко за острова, в открытое море, на горизонте тучи слились с водой и казались сейчас просто узенькой черточкой, указывающей то место, где небо отделено от моря. Но под апельсиновыми и лимонными деревьями и под густой шапкой инжира, у подножия которого с веселым плеском бежали три ручейка, было почти свежо.
Мариетта и Пиппо позавтракали с завидным аппетитом. Потом снова забрались в сарайчик, заперли дверь, и началось все сначала: они и кусались, и трогали друг друга, и сжимали в объятиях, разжимали объятия, не переставая дивиться, что, казалось бы, столь простые жесты могут доставлять людям такое наслаждение.
Только к вечеру Пиппо спустился в Порто-Манакоре. И сразу же узнал через своих гуальони из низины, что вчера вечером у дона Чезаре отнялись рука и нога, что у одра больного находится знаменитый доктор из Фоджи, который меньше чем за несколько тысяч лир с места не тронется, что приехал он на своей «альфа-ромео», красной «Джульетте», которой правит даже не юноша, а чуть ли не мальчишка; повезло же парню.
Гуальони из низины сообщили ему также, что дон Чезаре все время зовет Мариетту, что он желает, чтобы только она одна за ним ходила.
Наконец Пиппо узнал, что люди видели, как Маттео Бриганте вылезал из такси в наручниках, а с ним были два полицейских в штатском, что на него донес Джусто, официант из «Спортивного бара». Что после полудня у него в доме был обыск и нашли бумажник, украденный у швейцарца-туриста, но пятисот тысяч лир там не оказалось.
Пиппо бросился обратно на плантацию и доложил Мариетте обо всех этих новостях. В заключение он добавил:
— Видно, кто-то против Бриганте такую штуку подвел. Почему это бумажник у него нашли?
— Потому что он у него и был, — отвечала Мариетта.
Пиппо кинулся к груде мешков, перерыл их все, переворошил. Бумажника не было и в помине.
— Объясни, в чем дело, — потребовал он.
Тут Мариетта и рассказала Пиппо о том, как она подменила бумажники, прежде чем вернуть заклейменному ею Бриганте его зеленовато-синий пиджак из альпага.
— А почему ты мне об этом раньше не сказала?
— Потому что у меня одна мысль есть.
— Вечно у тебя разные мысли, — возмутился Пиппо. — А по-моему, это очень плохо, Бриганте теперь знает, что мы обокрали швейцарца.
— Вот-то дурачок, — сказала Мариетта. — Кого полиция арестовала? Нас с тобой или Бриганте?
— Он нас выдаст.
— А разве бумажник швейцарца у меня, что ли, ведь у него.
— Они деньги найдут.