— Давайте уточним, на что вы намекаете? Ну подменил приятель тюбик с кремом. Что, из-за этого у товарища сердце остановилось?
— Вполне возможно! Если допустить, что в тюбике был яд! — выпалил Шнобель и тут же испуганно повертел головой — не слышал ли его кто-нибудь лишний?! — а затем втянул голову в плечи, испугавшись собственных слов.
— Как выглядел тот, кто это сделал? Описать можете?
— Ну, молодой, загорелый, высокого роста. В черных плавках.
— Цвет волос какой?
— Что-то вроде темного шатена. Правда, у него была мокрая голова, я могу ошибиться.
— Ничего приметного на лице не было?
— Извините, но он был повернут ко мне другим местом.
— Татуировок каких-либо не заметили? Шрамов, родимых пятен?
— Татуировок? Нет, не припомню. И шрамов тоже не видел. Родинки, конечно, были, но только маленькие.
— А другие, которые в карты играли с пострадавшим? Не припомните?
— Вы знаете, один был в шортах, черных с белыми лампасами. Второй, кажется, в зеленых плавках, на них был нарисован дельфин. Или, может, он был вышит. Еще он курил «Беломор» и у него была бородка, как у иностранного моряка. Вот так, по периметру лица. И он точно был блондин. Такой соломенный, белокурая бестия!
— А тот, который в шортах?
— Он был совершенно налысо выбрит. На голове, правда, была бейсболка. С английской надписью.
— А цвет бейсболки не запомнили? Рисунок был на ней?
— Черная. А надпись красно-желто-зеленая. Я только запомнил самые крупные буквы. Зеленые. Там было написано «West point». Это американская военная академия. Насчет рисунка… Там был какой-то герб с орлом. Тоже, конечно, американским.
— Куда все эти пареньки потом делись?
— Доиграли партию в «дурака», и все пошли купаться.
— Трое или четверо? — быстро спросил старшина.
— Все, кто играл. Тот, кто подменил тюбик, сразу после этого ушел наверх. Я не смотрел специально, но, по-моему, он уехал на своей машине. Потом пришли эти трое. Тот, что теперь умер, намазал кремом грудь, живот и спину. А бритоголовый и бородатый пошли играть в волейбол с девушками. Больше они сюда не приходили. По-моему, они тоже уехали.
— Ну а что было с этим? В смысле, с покойным?
— Я же еще не знал, что он будет покойным! — развел руками Шнобель. — Поэтому мы с Фирой пошли окунуться. Когда мы вернулись, он лежал точно так же, как тогда, когда мы уходили. Потом пришла эта женщина, спросила у него, сколько времени. Он не ответил, и она сделала замечание, что это невежливо с его стороны. По-моему, ей хотелось с ним познакомиться. Наверно, она решила, что он нарочно не отвечает, чтобы ее заинтриговать. Поэтому женщина взяла его за руку, чтобы повернуть часы к себе и посмотреть на время. После этого она так жутко закричала, что у Фиры заболело сердце.
— М-да-а… — задумчиво произнес старшина. — Фиг поймешь…
— Сергеич, — зевнул водитель. — Вызовем оперов, а? Хрен его знает, может, стоит подстраховаться?
— Так, — произнес Сергеич. — Давай подстраховывайся. А вы, Семен Шлемович, сообщите мне, пожалуйста, адресочек ваш.
— Это зачем? — испуганно заморгал Шнобель.
— Как зачем?! Вас надо будет вызывать к следователю, вы же свидетель…
— Слушайте, — старичок еще больше испугался. — Зачем мне это надо? Я совсем больной человек. У меня расшатаны нервы. Я ничего не видел, мне показалось. Я старый дурак с манией преследования. Сейчас придет моя Фира, она вам все скажет…
Старшина очень вовремя увидел, что к машине подбирается совершенно конопатая — буквально с ног до головы! — стриженная под мальчика седовато-рыжая бабуся, с тряпичной хозяйственной сумкой и зонтиком. Ярость так и плескала из ее глаз.
— И это демократия?! — заорала бабка, потрясая зонтом. — Забираете честного человека! У него два ордена и семь медалей! Сема! Шо они тебе шьют?!
Шнобель торопливо подхватил свою половину под руку, и они заковыляли прочь.
— Уф-ф! — пробормотал Сергеич. — Ну народ! Так! Реанимация подъехала. Вызывай оперов, а я пойду туда, насчет тюбика осведомлюсь… Фиг его знает. Может, этот дед и впрямь чего интересное приметил. Фамилию, имя, отчество знаем — разыщем. Навряд ли у нас тут до фига Шнобелей…