— Знаешь, ведь Гэри твой сын!
Однако в подобном признании таилась большая опасность. Кто знает, как поведет себя человек, неожиданно объявленный отцом.
Она гадала об этом, прикрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья элегантного «мерседеса». Из раздумий ее вывел голос Виктора:
— Как ты считаешь, нам лучше поужинать в ресторане или дома? Гости уже давно разъехались, так что мы будем одни.
— Оставляю решение за тобой, — улыбнулась Мейбл. — Если хочешь, пойдем в ресторан, я не стану возражать. Но и у тебя поужинаю с не меньшим удовольствием.
— Тогда давай остановимся на втором варианте. Я приготовлю какое-нибудь немудреное блюдо. Например, говядину с грибами. И, конечно, что-нибудь на десерт. А ты расположишься на диване с бокалом вина и будешь слушать Эллу Фитцджеральд. Как тебе мое предложение? Согласна? — Виктор остановил автомобиль прямо у входа в дом и заглушил двигатель.
Мейбл утвердительно кивнула, наслаждаясь окружавшей их тишиной. В окнах дома отражались малиновые блики великолепного летнего заката. Каменные стены тоже, казалось, приобрели красноватый оттенок. Все вместе очень естественно сочеталось с темным насыщенным цветом фруктовых деревьев и с более светлой зеленью полей, которые простирались до самого горизонта. У Мейбл возникло ощущение, будто она вернулась к себе домой.
— Виктор, почему ты не женишься и не заживешь здесь деревенской жизнью, о которой, кажется, мечтаешь? — спросила она, поддавшись внезапному душевному порыву.
Виктор повернулся и уставился на нее. Он смотрел так долго, что ее лицо заалело.
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Видишь ли, ты так расписал предстоящий ужин, что показался мне каким-то… домашним, — сдавленно произнесла Мейбл. В горле у нее пересохло, слова давались с трудом.
— Этакий идеальный муж, — усмехнулся Виктор. — Однако, как видишь, я до сих пор не востребован, да и сам не тороплюсь с выбором. Возраст позволяет. Впереди еще достаточно времени для поисков такой же идеальной половины. В подобных делах спешить не стоит. Кому, как не тебе, знать об этом…
Вот еще один намек на то, что я живу одна и воспитываю сына без мужа, подумала Мейбл и с горечью согласилась:
— Ты прав.
Ничего не поделаешь, мелькнуло у нее в голове, в свое время этот человек не счел ее достойной быть его супругой. Досадно лишь, что напоминание об этом до сих пор причиняет ей боль.
— Итак, едем в ресторан или ужинаем дома? — спросил Виктор.
— Разумеется, дома. Как я могу устоять против искушения попробовать блюда, приготовленные твоими руками! — воскликнула Мейбл преувеличенно весело. — Но у меня есть одна просьба: позволь мне еще разок позвонить в Бирмингем, ладно?
— Делай все, что сочтешь нужным. А я тем временем быстренько переоденусь и отправлюсь на кухню.
Поднявшись в свою комнату, Мейбл приняла душ и надела единственное привезенное с собой летнее платье из дорогого льна кирпичного цвета. Сунув ноги в те же кожаные сандалии, которые были на ней весь день, она вдруг сняла их и надела элегантные босоножки на высоких каблуках, в которых чувствовала себя более уверенно.
Напоследок взглянув на себя в зеркало и оставшись довольной собой, Мейбл присела на краешек кровати, придвинула к себе стоявший на тумбочке телефон и набрала номер Бетти. Однако, к ее удивлению, никто не ответил. Охваченная внезапным беспокойством, она ощутила неприятный холодок в груди, хотя здравый смысл подсказывал, что, если бы что-то случилось, она уже знала бы об этом. Подруга или ее муж непременно позвонили бы сюда и оставили сообщение тетушке Пам или Розали, которые, судя по всему, покинули дом Виктора не так уж давно.
Виктор тоже забеспокоился, увидев хмурое выражение на лице вошедшей в гостиную Мейбл.
— Что случилось? — быстро спросил он.
— Ничего особенного.
— Ты не хочешь говорить об этом?
Она покачала головой, принимая из рук хозяина бокал вина.
— У подруги никто не подходит к телефону, — со вздохом пояснила она. — Мне лишь хотелось спросить ее, как ведет себя Гэри. Может, пошли перед сном прогуляться.
Виктор присел рядом с Мейбл на диван и откинулся на спинку.
— И из-за этого ты разволновалась?
— Ну а как же?!
— Очевидно, ты из тех, кто всегда предполагает худшее?