Отец с матерью, возможно, были еще живы, а, может, и нет — лет пять назад гневные письма перестали приходить. Сам он никогда не писал им с тех пор, как уехал из дома. Родители отправили его в Орден только за тем, чтобы он в будущем стал для отца полезен — как хороший, отточеный инструмент. «Делай то, что мы скажем, так, как мы скажем, или получи плетей» — таким было его детство: бытие не человека, но инструмента, требующего правильной заточки. Новобранцам в хьор-гвардии и то позволялось больше вольностей.
Лин скривился. Двоих сирот, мирно спящих — ведь так? — сейчас под присмотром безумного жреца, отчим со всей очевидностью тоже числил за негодные топоры и ломаты…
Семьи у него не было, не было и друзей. Девчонок из Валкана или орденских приятелей не стоило брать в расчет: Лин умел ладить со всеми — этому родители, мечтая воспитать ловкого дельца, уделяли особое внимание, как и умению лгать. Но близко он не сходился ни с кем. Как-то не было ни повода, ни желания. Слушать болтовню Бонара о том, каких девиц он имел в юности? Хвастливый треп Дьяра? К теням!
Лучше всего Лин чувствовал себя в обществе своей Рыжей кобылы и другой бессловесной орденской скотины, с которой, хотя бы, можно было не притворяться. До недавнего времени этого хватало, но сейчас горой навалилось одиночество.
Проклятый Гарра был чересчур догадлив: Лин действительно беспокоился за брата с сестрой, оставшихся в Фоу.
— Что тебе до того, кто мне дорог, а кто нет, каторжник? — спросил он.
— Ты спас меня: я пытаюсь быть благодарным.
Телегу тряхнуло на выбоине. Протяжно застонал Жинг.
— Тебя спас не я, а жрец, — сказал Лин. — Почему ты называешь его демоном?
— Так говорит Михал, — помедлив, ответил каторжан. — Мой брат по клейму… и по вере. В камнях руин копится печаль и злость всех живущих в мире. Когда набирается слишком много — появляется демон. Но сила духа простых людей однажды изменит само хьорхи, изменит все: мир переродится, и тогда демонам и их приспешникам настанет конец…
— Церковь Возрождения в почете и среди дорожников, значит, — хмыкнул Лин. — Ненавидишь Орден?
— Сегодня ты захотел — и помог мне. Завтра захочешь — и убьешь. — Гарра пожал плечами. — Вас называют хранителями Закона, но вам плевать на Закон. Потому что мало правды, пусть стены и связывают людей. И на людские законы вам плевать. Вы писали их не для себя.
«Будто кто-то ее знает, правду», — подумал Лин, но вслух сказал:
— Мало ли причин плевать на законы?
— Много: и вы используете их все. — Гарра усмехнулся. — Но я южанин. Южане помнят добро.
Он замолчал, глядя в темноту. Его грубое лицо казалось высеченным из камня.
Лин хлестнул лошадей и плотнее закутался в плащ. Опять кольнуло беспокойство — не вытворил ли жрец в Фоу чего еще…
Стоило вернуться как можно скорее.
Ная не знала, как себя вести и что делать. Хотелось как-нибудь отгородиться от всего, спрятаться, но куда?
Собачник сидел напротив, пес лежал у его ног.
«Слушайтесь во всем и постарайтесь не сердить» — сказал магистр Валб, уезжая. Но как понять, что может не понравится жрецу? О чем он думает? Если он человек, то должен о чем-то думать…
Но сам Собачник на дороге сказал, что он не человек, вспомнила Ная, а каторжник назвал его «демоном». Жрец снял перчатки и умыл лицо, но на рукавах и вороте осталась россыпь бурых пятен. Он курил: из тонкой трубки в молочно-белых руках шел резкий пряный дым.
Ная вздохнула. Все тело ломило от езды, болели свежие мозоли, однако каждый раз, как только она собиралась встать и уйти спать, взгляд возвращался к пятнам на рукавах, и сон пропадал.
Они сидели так с самых сумерек. Страх, почтение, ужас, отвращение — Ная не могла разобраться, какие именно чувства вызывало это… этот…
Когда-то давно она видела, как стражники втроем избивают пьяного бродягу. И, совсем недавно, как тюремщик бьет заключенного в соседней камере-клетке. Тот не мог защищаться, но все равно это выглядело иначе. Не так жутко.
И все же жрец в главном был прав: он наказал преступника и предотвратил еще большее преступление. Поэтому лля себя она решила все же считать его человеком.
— Кхм. — Жрец откашлялся в ладонь и сказал, ни на кого не глядя:
— Мне казалось, у нашего магистра была в вещах какая-то книга. Вряд ли он увез ее с собой. Раз уж вам не спится, может, почитаете вслух?
Наверное, он тоже устал сидеть в тишине. Но худшего предложения нельзя было представить.
Ная поймала встревоженный взгляд брата.
— В чем дело? — Жрец почувствовал заминку, и в его голосе что-то неуловимо изменилось.