Конечно же, закон запрещал допрашивать дочь лорд-канцлера без дозволения лорд-канцлера. Но убивать без суда закон тоже запрещал, и кому это мешало?
— Нет… Я не помню…. Спасибо, Вэл-гьон, — девочка утерла раскрасневшиеся глаза. Успокоилась она на удивление быстро.
— Пожалуйста! Сейчас мы пойдем и разыщем пристава Шерпта. Он порядочный человек. Ты знаешь его?
— Да.
— Хорошо, — улыбнулся Вэл. — Тогда сейчас сообразим что-нибудь насчет твоей охраны…
Третья, определившая течение этого и всех последующих дней, встреча состоялась на входе в церемониальный зал. Вместо Шерпта там стоял его заместитель, на рыбьем лице которого читалось: «Случилось новое дерьмо, и мы не знаем, что с этим делать».
Вэл передал девочку под опеку знакомому стражнику, наказав глаз с нее не спускать, и выслушал ксэн-пристава.
«Что, смотритель, жаловался — слишком много мертвецов? Нате, получите и распишитесь! И все-таки Джара была права — совести у тебя нет, Солнцеликий», — с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, Вэл вышел за стражником из дворца.
Семь. В больнице Райнберга за последние два часа доставили семь тел, свежих, но уже со следами гниения…
Днем позже лорд Бек Аун ерзал в тронном кресле, слишком большом для его ссохшегося старого тела. Шурх-шурх. И задавал по третьему кругу те же вопросы. Шурх-шурх, шурх-шурх.
— Вы уверены, что у нас все-таки, — шурх-шурх, — Не эпидемия? — Шурх-шурх. — Зачем кому-то нужно, — шурх-шурх, — травить горожан? Не понимаю…
«Затем, чтоб такие идиоты, как ты, поверили в „эпидемию“, старый козел!» — Вэл как никогда был близок к тому, чтобы высказать Беку в лицо все, что о нем думает.
— С твоего позволения, я объясню еще раз, лорд Бек, — невозмутимо сказал — в четвертый раз! — пристав. — Все умершие пили вино из одних бочек, а больше никто не погиб: такого не может быть при эпидемии. Наш враг хочет усилить беспорядки в городе. Для этого сеет панику. Вы должны издать указ…
В Райнберге было множество бед, и одна из них, увы, протирала задом тронное кресло. Именно сейчас, когда городу как никогда был нужен нормальный правитель.
Впервые со времени подземных толчков задерживалась отправка галер: докеры и перевозчики, заявляя, что боятся «гнилой смерти, которую завезли проклятые двухголовые», запирались в своих лачугах и срывали план погрузок; а по лачугам обсуждали, не пора ли галеры и дворец сжечь — в свете факелов гнилая смерть им почему-то была уже не страшна… Город готов был вспыхнуть, а те, кто жаждал пожара, только и ждали удобного момента, чтобы выбить роковую искру.
«Гнилую смерть» вызывала отрава, распространение которой по городу даже удалось частично отследить. Увы, последовательно и доходчиво объяснить лорду Беку Ауну, как шло расследование, они с приставом не могли. Слишком уж запутанным получился бы доклад, и слишком много там было бы того, о чем лорду слышать не следовало.
«Лорд Аун, дело в том, что один мой подчиненный, уважаемый хьор-командор Гент, знает половину городских поставщиков дешевой выпивки и многих их клиентов в лицо.
Что вы, мой лорд, это не потому, что командор оставляет все свое довольствие в игорных домах в день получки! Просто он старается быть ближе к простому люду.
В первой полусотне погибших Гент опознал дюжину знакомцев, что навело нас на некоторые подозрения. Пристав задержал нескольких уличных торговцев, и у троих из них оказалось по бочонку с отравленным вином. Несомненно, отравленным, мы знаем это наверняка.
Нет, не потому, что стражники смекнули — если слить половину вина и разбавить остатки водой, проблемы будут не у них, а у торговцев! — и проверили качество пойла на себе. Просто мы и лекари работали, не покладая рук, смочили в вине хлеб и проверили на крысах. А что среди умерших шестеро стражников, дежуривших в ту ночь — так это чистая случайность…
Пристав Шерпт тщательно допросил торговцев, после чего они вспомнили — эти бочонки им продали люди в форме городской стражи, по дешевке, под видом краденного со складов. Не подумайте дурного: торговцев так впечатлило благородство пристава, что их замучила совесть, только и всего.
Что ж до того, что в середине беседы инспектор Чед приколотил ножом одному низ них ладонь к стенке камеры и час отрезал по кусочкам палец, а второму выбил половину зубов и поджарил стопу раскаленной кочергой — так не было ничего подобного, как вы могли подумать?! Они ведь не осужденные, а задержанные, умышленное их преступление сводится к сущей мелочи, законы Райнбеерга запрещают пытки в подобных случаях! Узнай я о чем-то подобном, непременно бы остановил инспектора, а не пристава, который пытался остановить инспектора, не сомневайтесь, мой лорд!