— Соскучились по злобным ублюдкам, которые мигом напомнят вам, что такое главарь района? — недобро поинтересовался я, изо всех сил сохраняя видимость спокойствия. — И что сделать для того, чтобы вас развлечь? Подпалить тебе сарай с материалом, дядька Клаур? Или разложить по скамьям твоих учениц, Лисия, да поиметь всей бандой? Ящер, к которому вы все готовы бежать на поклон, именно так и поступит. Просто чтобы поразвлечься.
— Не сердись, Чертополох, — вмешался булочник. — Не думай, что мы не ценим доброго отношения. Ведь после смерти Свинорыла мы исправно платили тебе откуп. Ты главарь района, но…
— Правда, дядька Нил? А мне показалось, по старой памяти — пирожками подкармливали. Или думаешь, мне неизвестно, что Свинорылу платили вдвое больше моего? А вот поднажми я тогда, глядишь сейчас людей было бы поболее. Всему есть предел. Это мои улицы. Ящера я сюда не пущу. И всякий, кто вмешается в наши с ним дела, поплатится за это. Ваш интерес тут благополучие, а мой — голова. Вот и думайте, на что я способен, чтоб сохранить ее на плечах. Услышу, кто заплатил ему откуп — пеняйте на себя.
Расходились люди вдвое более хмурые и задумчивые, чем собирались. Я знал: в этот день что-то сломалось в моих с ними отношениях. Навсегда. Они поняли, я не шучу. Вот так вот — был хороший парень Чертополох, свой в доску, да весь вышел.
Несколько дней они еще надеялись, что я, как это бывало, остыну и отойду. Не отошел. Сутками напролет ребята дежурили на границе, отслеживая каждое подозрительное движение. Я ставил туда пришлых, ребят, прибившихся к банде из соседних районов, прослышав о том, что Ксин Чертополох не заставляет младших воровать и попрошайничать, как это часто водилось у других главарей. Пришлые не могли знать, как булочник Нил, смахнув муку с засученных рукавов, бывало, украдкой манил к себе, чтобы сунуть в руку горячий, масляный пирожок. Они не гоняли по лужам выструганных Клауром корабликов и не ели по праздникам леденцов, которых набожная Лисия, возвращаясь из храма, накупала на радость уличной детворе. Пришлые не могли проявить слабины, поддавшись воспоминаниям о былом добре.
Лишь Подсолнух и Тай знали, чего мне стоило в эти дни не проявить ее самому. Подсолнух предпочитал больше молчать, но по задумчивому выражению, не покидающему его конопатой физиономии, я понимал: он чувствует то же самое. В конце концов, мы оба знали, на что шли. Тай же, видя мое убитое состояние, зажала себя в кулак, преодолевая отвращение к близости мужского тела, что поселилось в ней после знакомства со Свинорылом, в тот же вечер подошла ко мне и робко погладила по плечу. Дальше этого дело не пошло, но в мрачный хор моих тяжелых мыслей вплелась еще одна: никакое внимание и сдержанная ласка с моей стороны не дали получить того, что подарила беда. Почему человек так устроен, что хорошее никогда не подействует на него с такой же силой, как плохое?
Темнело. Пик Небесного Таинства приходился в этом месяце на день. Один за другим зажигались в окнах теплые оранжевые огоньки. Ночью бедные районы предпочитали спать, не расходуя свечи и масло, но потеря целого дня обходилась дороже. С ограды Проклятого дома, расположенного на вершине холма, вид на погружающийся в темноту город был весьма захватывающим, но мне он не приносил никакой радости.
— Думаешь, придут? — окликнул Подсолнух, бесшумно подкрадываясь из-за спины.
— Вот дурак-то, — огрызнулся я, пряча нож, сам собой очутившийся в руке. — А если б ударил? Конечно придут. Вопрос лишь в том, один будет Ящер или прихватит братца с собой.
— В Проклятом доме мы могли бы продержаться против обоих, — заметил мой старинный приятель, как будто невзначай.
Я разозлился окончательно:
— Слушай, кончай уже корчить придурка, а! Сам понимаешь, мы не можем отсидеться. Точнее, можем. А что потом? Ящер отыграется на всем нашем бывшем районе. Я даже не говорю о том, чего будет стоить слово Чертополоха после такой "защиты". А кормиться мы с чего будем? Ударимся в грабежи и разбой? Тогда к чему было ждать три года? Могли бы сразу набрать уродов без возницы в голове, не привередничать с людьми. Глядишь, сейчас с Угрем бы да Безухим за одним столом обедали.
Не знаю, к чему привел бы этот разговор, не поднимись на стену Тай.
Тай появилась в банде полтора года назад. Она была единственной, к кому так и не прилипла ни одна кличка — лишь сократилось высокомерное "Тайлика" до простого, свойского варианта. Первое время ее звали было Недотрогой, но после истории со Свинорылом, когда кличка стала окончательно соответствовать делу, заткнулись. Знали, я первый затолкаю язык в глотку тому, кто произнесет это слово, заставляющее Тай вздрогнуть, будто от удара, сорваться с места и бежать в дальний уголок, вновь и вновь переживая все, что довелось ей испытать в руках покойного урода, сдохшего непозволительно быстро.