– Как ты? – Зи присела около нас.
– А-а-ах, прелестно! – крякнул он. – В компании все намного веселее.
Веселее?
Моя когорта обступила нас, в полном остолбенении. Несколько мгновений слышен был только шум ветра, гоняющего серо-зеленые сухие волны по траве прерии.
И в тот миг – миг бесстрастного прозрения – я окончательно поняла. Мне предстоит скоро умереть. Моя мать сама расчесала мне волосы, потому что Великие озера находились под угрозой, потому что моей стране предстояло ввязаться в войну.
Не важно, что агрессором станет Камберленд, а панполяры будут защищаться. «Ребятки, ведите себя хорошо, – сказано в Изречениях. – Вы поймите, я ж не буду принимать ничью сторону».
Да, Талис не станет решать, кто прав, кто виноват. Он не будет вставать на ту или другую сторону. Я как вживую слышала его, это неведомое, чуждое существо, которое говорило: «Я всех вас люблю одинаково». Он вышлет Лебединых Всадников, и они нас обоих заберут в серую комнату.
Мне предстояло умереть. Вместе с этим мальчиком, который сейчас смеялся у меня на руках. Я отшатнулась, оставив его лежать в грязи, и кое-как поднялась на ноги. Элиан перекатился на живот и вытянулся на земле рядом с бороздой. Над ним встал надзиратель. На миг красный луч взгляда уперся в меня и задрожал, словно надзиратель хотел произнести мое имя.
Глава 5. Вечерние послания
«Мама», – написала я.
В тот день – день, когда Элиан появился со своим скорпионоподобным спутником, – мы работали дотемна. В ав густе на севере это довольно поздно. Потом без сил поплелись домой и съели холодный ужин, на вкус отдававший пылью.
Я сидела в сумерках одна, за крохотным столиком у себя в келье. Зи ушла за кувшином воды, чтобы помыться, так что дневная грязь еще была на мне. Ручка нерешительно зависла над белой бумагой.
На меня смотрело слово «мама». В душе мне хотелось написать: «Не дай моей смерти застать меня врасплох».
Но душе никак не удавалось заставить ручку двигаться. Свободная рука, придерживавшая лист, оставила на нем грязные пятна. Сюда бы несколько маминых пресс-папье – тех элегантных бархатных мешочков с песком, которые удерживают уголки бумаги. На них был вышит фамильный девиз: Semper Eadem. «Всегда ровно»[5].
Как далеко Галифакс.
Не в том дело, что я там не бывала. Как и все Дети перемирия, я регулярно навещаю родителей. У меня во дворце свои апартаменты. Широкая кровать, письменный стол, платья, прекрасные книги. И все равно Галифакс не кажется мне домом. Дом – это переоборудованный монастырь и несколько акров пермакультурного сада[6] где-то в Саскачеване – Обитель-4. Будучи частью Канады, формально она входила в состав моего королевства, но здесь я принцесса кузнечиков и бабочек, герцогиня коз и цыплят.
Галифакс – другой, очень чужой. Цитадельный холм словно нависает над городом. Море беспокойное. Небо слишком маленькое. В Галифаксе у меня берут интервью, мне кланяются, я посещаю балы и празднества. В Галифаксе отец берет меня на прогулку под парусом, среди островков архипелага Новая Шотландия, над руинами затонувших городов. По вечерам я хожу с ним на звонницу – бить в колокола, которые созывают маленькие суденышки домой. В Галифаксе мать наливает мне чаю, чашку за чашкой. У себя в библиотеке она расстилает карты, и мы говорим об истории. В Галифаксе мне приходится носить туфли в помещении и затягиваться в корсеты, которые впиваются в кожу, оставляя красные линии. В Галифаксе я герцогиня и кронпринцесса. Когда я приезжаю сюда, надо мной раскрывается небо прерий. Я складываю и убираю себя-кронпринцессу, как убирают белье, пересыпая лавандой, и снова становлюсь Гретой.
Тому человеку, которым я становлюсь здесь, трудно писать в чужое и далекое место, называемое «дом». Моя мать… Что я могу сказать ей? «Мама, я думаю, камберлендский заложник что-то знает».
В последний раз, когда я была в Галифаксе, мать не заговаривала о войне. Но и на заседание Тайного совета она меня не пригласила, хотя обычно я там присутствовала. И в последний день моего визита она сама расчесала мне волосы, тысячу раз проведя по ним гребнем. Она не плакала, но…
В моей келье, в двух тысячах миль от Галифакса, на меня смотрел со стола чистый лист бумаги. Мать наверняка предупредила бы меня. Наверняка не допустила бы, чтобы это стало для меня неожиданностью.
«Мама, Сидней не ожидал, и это было ужасно».
И я, и Сидней знали, что Лебединый Всадник, скорее всего, едет за нами. И все же Сидней оказался застигнут врасплох. Он замер. И заговорил о своем отце.
6