Так, попеременно двигаясь, то медленно, то очень медленно, Сергей доехал до Пречистенки, а дальше по ней до метро «Кропоткинская», от которой он знал, как идти к дому Марины. Дом находился в Чертольском переулке.
«Вот тот дом с аркой».
Он зашёл в неё. Уютный дворик и правая сторона дома с мансардой.
Вверху на мансарде горел свет. Сергей вошёл в подъезд вместе с бабушкой, строго на него посмотревшей. Поднялся по лестнице на пятый этаж. Остановился около раскрашенной двери. На ней был изображён странный зверёк, смесь леопарда и крокодила, вокруг него были не менее удивительные растения.
Сергей покрутил дореволюционный звонок два раза.
После почти минутного ожидания к двери кто-то подошёл, была слышна возня около неё, потом послышался мужской голос.
«Кто это там, что за мужик?»
И действительно, дверь открыл мужчина. Казалось, такое можно увидеть только у античных скульптур: идеальный торс, рельефные мускулы и лицо мужественного римского легионера. Короткое полотенце прикрывало причинное место, левая часть торса и бицепс правой руки были покрыты затейливым орнаментом татуировки с изящными драконами.
– Кто там? – послышался голос Марины.
– Вам кого? – спросил легионер.
Марина, шлёпая босыми ножками, прикрывая полотенцем наготу, вышла в коридор.
– Мальчик подходит к папе и спрашивает:
– Что такое государство?
Отец отвечает:
– Я – это президент, ты – народ, мама – власть, бабушка – ФСБ.
На следующий день сын звонит отцу на работу:
– Господин президент, к власти пришёл новый президент, ФСБ спит, а народ волнуется.
Рассказав анекдот глядя в пол, Сергей посмотрел на присутствующих.
Марина улыбалась, облокотившись о стену, мужик смотрел на него с бронебойным лицом, расставив железные конечности.
– Это кто? – Повернулся он к Марине.
Что ответила Марина, Сергей уже не слышал, быстро спустившись по лестнице, он мокрый от пота вышел на улицу. Ветер дунул на него свежей струёй, и на секунду ему показалось, что он только что вышел из воды на берег. Дойдя в полной прострации до какого-то извилистого переулка, он сел на край тротуара.
«Вот и всё… всё вернулось на свои места. Что же это было? Какое изуверское издевательство. Сначала наградить, а потом отнять. Найти б их… но шутка гениальная вышла; убил бы, задушил, сжёг!! Рука бы не дрогнула. Суки, суки, суки…»
Он плевал на асфальт, опустив голову, как делают подростки. Подняв её, Сергей заметил, что сидит напротив странного места. На другой стороне дороги, подсвеченные снизу, стояли необычные конструкции. Подойдя ближе, он разглядел их. Это были скрученные в узел ноги, ладони, выраставшие из головы, человеческие черепа, проявлявшиеся из лошадиной морды, охваченной ужасом, женские фигуры с пустыми глазницами, прорезями на груди, животе и шее.
Остолбенев от таких объектов, Сергей издал сиплый звук горлом и почти бегом отправился до ближайшей транспортной артерии, ей оказался Гоголевский бульвар.
«Вот и хорошо, сейчас такси до Арбата, а там, как водится, шлюхи на перекрёстке, возьму их, и к себе!»
И действительно, на пересечении Гоголевского и Арбата стояли жрицы любви, а невдалеке от них толпились люди в чёрных куртках, с потусторонними лицами, явно за ними присматривающие.
Выбрав одну симпатичную, другую средненькую, он договорился взять их на ночь за двадцать тысяч. Усадил дам в такси и повёз к себе. По дороге представился как Самсон. По пути заехали в магазин за тремя бутылочками красного абхазского, не забыли взять и закуски.
Яркий свет, белый потолок с лепниной, высокое окно, бледно-салатовая стена, мама, папа, Катя, священник.
– Серёжа, как ты? – Мама подошла к кровати и взяла его руку.
– Что со мной?
С нарастанием болела голова, правое ухо не слышало, и сильно ныли зубы.
– Ты в двадцать третьей больнице, в ближайшей от дома. Тебя вчера вечером привезли без сознания, – сказал папа, тоже подходя к кровати.
– Да, а мы как узнали, с раннего утра здесь, вот и Катенька с нами, – говорила мама, – спасибо батюшке отцу Никодиму, это он «скорую» вызвал.
Отец Никодим, пожилой человек с добрым лицом и длинной, но редкой седой бородой, подошёл поближе.
– Я как раз с полуночницы возвращался, смотрю – дверь открыта и свет горит, сразу что-то недоброе почувствовал, – рассказывал он низким басом, – ну я, значит, постучался, молчание, я зашёл. А он – ты то есть, на кровати лежишь, прошу прощения, без ничего. А на столе бутылки стоят, бокалы и духами женскими пахнет. Подбежал я к тебе, пощупал пульс, есть, слава Богу, ну, думаю, отравление, и не по собственной воле. Я ведь до рукоположения в милиции работал, знаю, на что всё это похоже. Раньше мы их клофелинщицами называли.