Выбрать главу

Еще одна могучая река встретилась на пути - Енисей. Возле Красноярска переправлялись через Енисей на пароме.

Нередко случалось, тарантас Шелгунова обгонял пешие партии каторжных - усталью люди брели вереницей, звеня кандалами; лошади стражников шли неспешным шагом. Шелгунов хмурился и мрачнел, видя понурые лица закованных н кандалы, и пытался разгадать: кто эти люди? за что их осудили? какая жизнь у них за плечами? и что их ждет?

Навстречу пылили по дороге купеческие обозы, они везли пушнину, везли из дальней пограничной Кяхты китайский чай. Обозы шли под охраной - сопровождали их вооруженные верховые казаки.

И почти каждый день на пути через тайгу Шелгунов видел бродяг, беглых с каторги или из мест ссылки, все они брели в одном направлении - на запад, шли по двое, по трое, иногда и большими группами, одетые в лохмотья бурого, земляного цвета. Часто поблизости от дороги, на лесных опушках, можно было приметить дым костра. Костер на привале нужен был не только для того, чтобы приготовить пищу, вскипятить воду в закопченном котелке или просто чтобы согреться, - дымом спасались от мошкары и прочего гнуса. Лица у бродяг были темные, загорелые, бороды - взлохмаченные или свалявшиеся как войлок.

- Чем же они живут? - спросил у ямщика Шелгунов.

- Чем? Бродяга ест прошенное, носит брошенное.

Ямщик рассказал: местные крестьяне прибивают с наружной стороны избы, под навесом, особую полочку, на нее выставляют молоко и хлеб - именно для бродяг. Не отказывают им и в ночлеге, хотя пускают, как правило, не в избу, а в сарай. Бродяги не «шалят», но мужики их побаиваются. Знают: если бродягу не приветить, он может и отомстить - поджечь избу.

И никто тут бродяг не ловит, в сибирской тайге с этим никакой полиции не справиться. Вот если кто из них, с узелком за плечами, доберется пешком до Урала, там уже должен будет глядеть в оба, чтобы не схватила его полиция. И ведь многих ловят и возвращают в Сибирь, и нещадно бьют плетьми...

Июль в Восточной Сибири оказался жарким. Жарко было в Иркутске, а в гостинице «Амур», где они остановились, стояла еще нестерпимая духота.

Тут Шелгунов узнал, что в Иркутске есть частная библиотека местного купца Шестунова, открытая для посетителей. За умеренную плату в библиотеке выдаются книги, а в читальном зале можно почитать газеты - не только «Иркутские губернские ведомости», но и «Санкт-Петербургские ведомости».

Библиотека открывалась в девять часов утра. Почти во всякое время, до девяти вечера, тут можно было застать читателей. Петербургские газеты двухмесячной давности воспринимались в Иркутске как свежие. Когда Шелгунов пришел сюда в первый раз, ему не терпелось узнать, что нового в Петербурге?

Вот первая - и такая скверная! - газетная новость: «Современник» и «Русское слово» приостановлены властями на восемь месяцев - за так называемое вредное направление. А дальше - разрешат ли им существовать? Ведь их могут и совсем запретить, а именно в эти журналы он собирался писать статьи, когда остановится в Забайкалье, в Нерчинском округе. Куда же написанное посылать теперь?

В газетах много рассказывалось о пожарах в Петербурге в конце мая. Выгорел весь Апраксин двор, то есть торговый квартал между Апраксиным и Чернышевым переулками. «Санкт-Петербургские ведомости» не сомневались в появлении тайных поджигателей: «Но кто же эти злодеи? Какая цель такого страшного братоубийства, спрашивают друг друга. Грабеж, воровство, отвечают одни. Совершенно иные намерения видят во всем этом другие: они видят связь между пожарами и теми листками, прокламациями и воззваниями, которые с некоторого времени стали распространяться в Петербурге... По их мнению, пропаганда хочет ожесточить народ - ожесточить, во-первых, самими бедствиями, во-вторых, тем, что власть не может предотвратить этих бедствий».

Вот оно как. И неважно для этих обвинителей, что никакие прокламации не призывали к поджогам. Важно бросить черную тень на тех, кто их распространял, и на них обратить народный гиен. Погорельцы Апраксина двора, наверно, и не слыхали до сих пор о прокламациях, теперь же им пальцем показывают на авторов прокламаций - пот они, поджигатели, вот они, враги ваши! В то же время газетка рассказывает с умилением, что государь император и государыня императрица посетили палаточный лагерь погорельцев на Семеновском плацу, и какой-то погорелец поднес государыне маленький образок, а она ему - двадцать пять рублей! Понимайте, люди добрые, кто враги ваши, а кто - благодетели!

И как тут убеждать погорельцев, и не только их, что революционеры не поджигали Апраксин двор! Шелгунов, стиснув зубы, прочитывал газеты одну за другой. Нет, не может быть, чтобы все этому верили. И здесь, в таком далеком от Петербурга Иркутске, должны найтись здравомыслящие люди, которых дурными сказками о поджигателях-революционерах не обмануть.