В селах Саратовской губернии Соловьеву и Юрию Богдановичу удалось устроиться волостными писарями. Но однажды поздней осенью 1878 года Соловьев узнал, что кто-то донес на него как на смутьяна, и во избежание ареста он вынужден был скрыться - ночью покинул село. Провел в стоге сена остаток ночи, на рассвете отправился пешком в Саратов... Из Саратова уже зимой приехал в Петербург.
Теперь он в кругу товарищей говорил «Надо добыть народу гражданские права, дать ему свободно вздохнуть от гнета, страха перед начальством, который его задушил совсем. Надо ослабить престиж власти, терроризировать ее, заставить идти на уступки...»
Январь, февраль и март нынешнего года Соловьев прожил в Петербурге и довольно часто - раз или два в неделю - бывал у Богдановичей на Выборгской стороне. Там же, с Богдановичами - с дочерью, зятем и внучатами - в эти месяцы жила Евгения Егоровна. И уже с ее слов узнавала о Соловьеве Людмила Петровна.
Однажды в конце марта Соловьев пришел к Богдановичам и своим видом крайне удивил Евгению Егоровну. Прежде он одевался весьма небрежно, в Воронине чаще всего носил белесую, выцветшую косоворотку навыпуск, на нем она сидела мешком. А тут он появился в новом темно-синем ратиновом пальто, в прихожей стянул черные лайковые перчатки, скинул пальто и оказался в темно-коричневом, почти черном касторовом сюртуке, темно-сером жилете и таких же брюках, в белой крахмаленой сорочке и черном шелковом галстуке - он был элегантен, чего с ним прежде не бывало. Что-то побудило его вспомнить о своей внешности...
Это было в страстную пятницу, а в субботу, 31 марта, он пришел снова. Явился поздно вечером, когда Евгения Егоровна уже легла спать, сперва уложив детей, семилетнюю Надю и совсем маленького, еще грудного, Юру. Соловьев ночевал в одной комнате с Николаем Николаевичем и Марией Петровной, утром они втроем пили кофе. Когда Соловьев собрался уходить, Евгения Егоровна сидела в детской и что-то шила, он увидел ее в полуотворенную дверь, вошел, подал ей руку и так странно сказал: «Прощайте, уж больше мы с вами не увидимся». Она взглянула с удивлением, он отвел глаза. «Я еду в Москву»,- добавил он, и Евгения Егоровна не стала его расспрашивать, ей было безразлично, куда он поедет. Соловьев ушел. Потом пришли в гости Миша и Коля Шелгуновы - поздравили с праздником пасхи. И провели в гостях у Богдановичей целый день.
Вечером неожиданно явился к Николаю Богдановичу его брат Юрий. Пришел вместе с другом своим Иванчиным-Писаревым, тоже участником хождения в народ. Они только что приехали в Петербург из Саратовской губернии. Остались переночевать и рано утром ушли.
Чудная солнечная погода была на второй день пасхи. 2 апреля. Утром Евгения Егоровна взяла извозчика и поехала на Офицерскую к Людмиле Петровне. Мария Петровна и Николай Николаевич собирались к Людмиле Петровне позднее, к ободу. Приехали часам к трем и привезли ошеломляющее известие: сегодня утром Александр Соловьев стрелял в царя. Пять раз из револьвера - и все мимо. Когда выстрелил в первый раз, расстояние между ними было всего пять или шесть шагов, и этот промах оказался решающим. Соловьев продолжал стрелять, но царь уже бежал от него прочь, бежал зигзагами, попасть в него было уже трудно, и Соловьев стрелял как-то неуверенно - может быть, потому, что вообще тяжко стрелять в спину, хотя бы и в спину того, кого намерен убить...
Богдановичи были страшно взволнованы происшедшим, ни о чем другом говорить не могли. Кажется, они заранее знали, что Соловьев готовит покушение... Но старались не подавать виду, что знают. А Евгения Егоровна не подозревала ничего. Был уже поздний час, когда они вместе ушли от Людмилы Петровны.
На другой день она с ужасом узнала от матери, что в четыре часа утра в квартиру на Симбирской нагрянули жандармы и арестовали мужа и жену Богдановичей
Во вторник 3 апреля, на другой день после покушения на цареубийство, в Зимний дворец явилась группа сенаторов, дабы выразить государю императору поздравление по случаю спасения его драгоценной жизни. Император поблагодарил. И сказал нервно: «Вы знаете, что положение дел серьезно. Необходимо будет принять для общего блага чрезвычайные меры, направленные к искоренению зла».