Он сказал Станюковичу, что выходит из состава редакции, так как но может разделять ответственность за состояние кассы журнала. Одним из авторов «Дела» он, конечно, останется, но ограничится тем, что будет писать статьи. Он уже устал от забот журнальных.
Станюкович по этому поводу выразил сожаление. Но, кажется, сейчас ему было не до журнальных дел, он был угнетен тем, что сказал ему доктор Белоголовый: Люба безнадежна. Ментона девочке не помогла...
Да и кому из чахоточных помогал климат Ментоны? А вот они, приезжая во множестве, помогали содержателям гостиниц и пансионов благоденствовать за их счет, В гостиницах, понятно, старались утаивать смерть больных постояльцев, старались устраивать похороны так, чтобы их почти никто не видел, - хоронили на рассвете... Православное кладбище на высокой горе над Ментоной разрасталось, а чахоточные из далекой России, часто с большим трудом собирая необходимые средства на поездку и лечение, непрерывной чередой приезжали к теплому морю, к олеандрам и розам - умирать...
Станюковичи уехали из Ментоны в дождь, не дожидаясь улучшения погоды. Пятью днями позже выехал на поезде Шелгунов. Он предполагал, что вернется в Петербург одновременно со Станюковичем, который намерен был устроить семью в Баден-Бадене, а сам задерживаться нигде не собирался.
Шелгунов ехал через Геную, Турин, Женеву, Берлин.
В Берлине задержался, ночевал в гостинице. Утром в вестибюле, у выхода, его остановил полицейский - спросил, есть ли у него паспорт.
- Неужели вы думаете, что в Россию можно ехать без паспорта? - Шелгунов сунул руку в карман сюртука.
- Пожалуйста, не беспокойтесь, - полицейский тронул его за рукав. - Я хотел только знать, есть ли у вас паспорт, потому что, иногда случается, приезжают русские без паспорта.
Да уж, наверное, случается по нынешним временам...
На другой день поезд привез его на пограничную станцию Вержболово. Русская полиция, русская таможня... В таможне досмотр оказался самым поверхностным: на книги в сундучке, приобретенные за границей, не обратили внимания, саквояж и портфель даже не стали открывать. На станции Шелгунов зашел на почту и послал Коле, в Кронштадт, телеграмму о своем возвращении.
Поезд отправился дальше. Через Вильно, через Псков...
Когда поезд прибыл на Варшавский вокзал в Петербурге, Шелгунов испытал радостное волнение - он дома! На перроне увидел Колю с приятелем-студентом - они пришли его встречать. Вид у них был почему-то растерянный. В чем дело?
Выйдя на перрон, он обнял Колю, и после первых приветствий Коля сжал ему руку и негромко сказал: - Вчера в Вержболове арестован Станюкович.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Уже не ожидая добрых вестей, вернулся он домой с вокзала и сразу сел читать газеты.
Худшая новость - «Отечественные записки» запрещены. Об этом вчера напечатано правительственное сообщение. Хотя в нем не упоминается журнал «Дело», обвинения брошены и по его адресу. Упомянута неназванная статья в революционном духе, написанная одним из членов Исполнительного комитета и даже подписанная буквами И. К. Две эти буквы якобы означали не только псевдоним автора статьи, но также Исполнительный комитет. В официальном сообщении не объяснено, что речь идет об Исполнительном комитете «Народной воли», этих двух слов - «Народная воля» - слов, постоянно изгоняемых из печати, правительство не решилось написать черным по белому. Притом не сказано, что буквами И. К. подписана статья, которая не вызвала возражений цензуры. Да и чего бы ради подпись Исполнительного комитета была поставлена под этой статьей? Когда в мартовском номере за 1881 год Шелгунов сократил подпись И. Кольцов до двух букв И. К., он сделал это ради большей маскировки автора. Он никак не предполагал, что эти буквы могут быть истолкованы так...
Что же вменяется в вину «Отечественным запискам»? А вот что: в журнале группировались лица, состоявшие в близкой связи с революционной организацией. «Еще в прошлом году один из руководящих членов редакции означенного журнала подвергся высылке из столицы за крайне возмутительную речь, с которой он обратился к воспитанникам высших учебных заведений, приглашая их к противодействию законной власти». Это о Михайловском. Дальше: «...установлено, что заведующий одним из отделов того же журнала до времени его ареста был участником преступной организации». Это о Кривенко.