Обыск закончился, когда белую июньскую ночь сменило солнечное утро. Шелгунова посадили в полицейскую карету с опущенными занавесками и повезли в город. Доставили в жандармское управление на Гороховую.
Несмотря на ранний час, тут уже его ждали.
В кабинете встретил его следователь, поднялся с крес ла, вежливо представился:
- Подполковник Жолкевич.
И предложил сесть. Едва успели сесть, вошел еще один господин и представился как прокурор Окружного суда. Он разложил свои бумаги и приступил к допросу:
- Какие у вас были в тысяча восемьсот восемьдесят втором году сношения в Киеве?
- Никаких сношений в Киеве у меня не было. Господин Шелгунов, потрудитесь говорить правду! - Прокурор возвысил голос.
- Да я вам и говорю правду.
Прокурор протянул ему листок. Шелгунов прочел - это была его телеграмма из Киева Станюковичу.
- Да, телеграмма это моя.
- Почему вы ее послали?
- Я получил от Кольцова письмо, в котором он просит выслать ему скорее двести рублей. А так как деньги высылает контора журнала, то я и телеграфировал в Петербург Станюковичу.
Жолкевич иронически улыбнулся:
- Отчего же телеграмму, а не письмо? Отчего так спешили? Вы в одном письме Станюковичу жалуетесь, что у вас нет денег, а тратите три рубля на телеграмму.
Так, значит, его письма к Станюковичу найдены ими и прочитаны.
- Кольцов просил прислать деньги скорее. Что касается трех рублей, то это вовсе не такие большие деньги...
- Почему вы были в Киеве? - спросил прокурор.
- Оказался проездом. Ехал отдохнуть и подлечиться в Крым. В Киеве мне очень хвалили местность Боярку, где можно пить кумыс, и я остался в Киеве. Уезжая из Петербурга, я просил секретаря редакции высылать мне все письма, которые будут приходить на мое имя, и письмо Кольцова было переслано мне в Киев.
- Где и как вы познакомились с Кольцовым? Шелгунов ответил, что в конце 1880 года Кольцов заходил в редакцию «Дела» впервые, приносил статью, тогда и познакомились.
- Знали ли вы, что это Тихомиров?
- Сначала не знал, а потом узнал.
Надо было еще изложить свое показание на бумаге.
Затем ему предъявили другой лист, на котором уже было написано, что он обвиняется по статье 250-й «Уложения о наказаниях» и по распоряжению прокурора заключается под стражу. Он попросил ознакомить его с этой статьей. Жолкевич сразу же открыл том «Уложения» на соответствующей странице, ткнул пальцем. В статье 250-й говорилось об участии в сообществе с целью ниспровержения существующего порядка, наказание по этой статье - от одного года и четырех месяцев заключения п крепости до восьми лет каторжных работ. М-да, перспектива нерадостная...
Потом, когда его снова везли в сопровождении трех жандармов в карете с опущенными занавесками, он думал о том, что пока обвинение основывается на его телеграмме. И, возможно, еще на его письмах, отобранных при обыске у Станюковича. Значит, как и следовало ожидать, ни Кривенко, ни Усова, ни Караулов на следствии не показали о нем ничего... Почти успокоенный, прибыл он на Шпалерную. Теперь он на собственном опыте узнает, что такое Дом предварительного заключения. Он знал, что тюрьма эта вплотную примыкает к зданию Окружного суда.
Приехали. Со скрежетом отворились железные ворота, карета вкатилась в полутемную подворотню, остановилась. Шелгунова высадили из кареты, и он увидел еще одни железные ворота - при выезде из подворотни во двор. А вот ступеньки и дверь направо - ему сюда.
В начале широкого и длинного коридора их встретили тюремные надзиратели. На их форменных сюртуках, на петлицах, можно было разглядеть тюремную эмблему - два ключа крест-накрест. Новоприбывшего арестанта здесь основательно обыскали, отобрали деньги и золотые запонки, записали, что отобрано. Вытряхнули из коробок все папиросы, пересмотрели.
Затем его повели наверх по гулким железным лестницам и галереям, обнесенным железной сеткой. Поднимаясь, он отсчитывал этажи. Его привели на самый верхний этаж, шестой. И заперли в одиночную камеру № 279.
Когда за ним защелкнулась дверь, он осмотрелся. Увидел высоко, под потолком, окошко с чугунной решеткой, железную застеленную койку, железный столик и железное сиденье. И койка, и столик, и сиденье оказались откидными, привинченными к стене. Над столиком - газовый рожок. И вот, можно сказать, последнее достижение цивилизации - водопровод и канализация проведены прямо в камеру. Этого, кажется, еще не встретишь ни в одной российской тюрьме.