Нет, нельзя революционному публицисту уходить от своих прямых задач. Нельзя сдаваться.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Он послал в Петербург прошение на имя градоначальника: не разрешит ли ему приехать в Петербург - проводить сына в кругосветное плавание. Сын, недавний гардемарин, а теперь мичман на клипере «Наездник», в сентябре 1886-го отплывает на три года.
Вскоре смоленский губернатор известил Шелгунова, что разрешение - на две недели - получено, подписал его, однако, не петербургский градоначальник, а теперешний директор департамента полиции Дурново. Значит, прошение было переправлено градоначальником в департамент полиции.
Коля известил в письме, что командир клипера дал ему отпуск из Кронштадта в Петербург - на те же две недели.
Шелгунов приехал в Смоленск, тут ему выдали в полиции «проходное свидетельство», списали приметы (совершенно как с арестанта), и с этим свидетельством выехал он в Петербург.
В знакомой гостинице «Пале-Рояль» на Пушкинской улице Николай Васильевич и Коля заняли номер вдвоем.
В той же гостинице, в том же коридоре уже занимал номер Михайловский. При встрече он рассказал, между прочим, о тяжелой болезни Михаила Евграфовича Салтыкова, и в тот же день, к вечеру, Шелгунов решил больного навестить.
Подъехал на извозчике к дому на Литейном, где Салтыков жил уже много лет, поднялся по лестнице. Позвонил. Дверь отворила горничная. Пошла передать Михаилу Евграфовичу о том, кто пришел, и затем проводила Шелгунова через полутемную переднюю в кабинет.
В большом и сумрачном кабинете Шелгунов окинул взглядом книжные шкафы вдоль стен, кресла и диван с зеленой обивкой. За письменным столом при слабом свете керосиновой лампы сутулился Михаил Евграфович. Шелгунов извинился, что пришел, возможно, в неудобный час...
- По вечерам даже доктора ко мне не ходят, - угрюмо сказал Салтыков.
Говорил он прерывисто, с одышкой. Его худые плечи, накрытые пледом, содрогались от кашля. Он пожаловался, что все его забыли. Доктор навещает всего два раза в неделю.
- Приедет в белом жилете, посидит пять минут и уйдет.
- Вы сильно кашляете...
- Кашляю? Лаю, как собака!
Шелгунов спросил, позволяет ли ему здоровье работать, писать.
- Больше вершка в день написать не могу! - ответил Салтыков, и в глазах его блеснуло отчаяние.
Но сейчас на его столе Шелгунов видел множество листов бумаги, исписанных убористым почерком. Припомнились разговоры о невероятной трудоспособности Салтыкова-Щедрина, и подумалось, что «не больше вершка в день» - это лишь по его мерке, это означает лишь несоответствие сделанного всему, что задумано. Шелгунов шел сюда, готовый пожаловаться на собственную трудную жизнь, а тут подумал: грех жаловаться, когда перед глазами такой пример... Боясь утомить больного, он скоро раскланялся.
В этот вечер он больше никуда не пошел.
На другой день навестил Людмилу Петровну. Жила она теперь одна. Дочь свою в прошлом году она забрала из Анненшуле и отдала в закрытое учебное заведение - Институт принца Ольденбургского. Что-то зарабатывала переводами для журнала «Живописное обозрение стран света». Миша взялся быть домашним учителем в одном состоятельном семействе, там и жил.
Прежних приятелей рядом с Мишей не было. Карелин, Андржейкович и Паули отбывали пятилетнюю ссылку в Сибири. Карелин был сослан в Семипалатинск, Андржейкович - в Минусинск, Паули - в Енисейск. А Георгий Петрович Сазонов совершенно порвал с революционными кругами и ныне благополучно служил в министерстве внутренних дел - кажется, в земском отделе министерства.
Людмила Петровна больше всего была сокрушена тем, что Мише не удается вернуться в университет. Ему упорно отказывают в приеме. Пробовал он поступить в Медицинскую академию - там тоже отказали. Теперь он надумал поступать в Дерптский университет. Неужели и там откажут?
Николай Васильевич решил навести справки н департаменте полиции: могут ли они дать Мише благоприятную аттестацию?
В департаменте его принял сам Дурноно. Выслушал рассказ о препонах, неизменно возникающих перед Михаилом Шелгуновым, и сказал:
- Если за вашим сыном только студентская история, то я дам ответ благоприятный. Теперь я не помню, но, кажется, его в наших списках нет. Зайдите в субботу, я справлюсь и дам точный ответ.
Николай Васильевич зашел в субботу.
- Если Дерптский университет спросит меня о вашем сыне, - сказал на сей раз Дурново, - то я, кажется, дам благоприятную аттестацию.
Это «кажется» насторожило Шелгунова, он хотел было задать недоуменный вопрос... Но воздержался. Надо было, как видно, удовлетвориться тем, что услышал.