– Надо же, старый знакомый, – усмехнулся я. – Ты никак «проводником» решил мне на всякий случай память прочистить, чтоб данное слово не забыл?
– Дырявое решето чистить без толку, его чинить надо. А лучше на помойку выкинуть, чтоб в доме место не занимало, – невозмутимо парировал лесник, и я прикусил язык – по ходу, этого мощного старика подкалывать себе дороже.
– У «проводника» помимо свойства прокладывать путь меж аномалиями, да в памяти человеческой необходимые воспоминания отыскивать, еще одна способность есть, – между тем продолжал лесник. – Он умеет в пространстве «кротовые норы» высверливать. Правда, я редко этим его свойством пользуюсь – уж больно долго он после этого заряжается. Проще нужную «кротовину» самому найти. Но сейчас не тот случай. Нету «нор» поблизости, поэтому придется сверлить.
С этими словами лесник резко крутанул артефакт в руке, словно большую гайку с резьбы сворачивал. И убрал руку.
Вышло красиво… Получив ускорение, «проводник» завис в воздухе в полутора метрах над землей, при этом став крутиться вокруг своей оси, набирая скорость. Миг – и уже не видно артефакта. Лишь бешено вращается в воздухе, рассыпая золотые искры, маленькое солнце, медленно, но уверенно увеличиваясь в размерах.
– Как я «проводника» из «кротовины» выдерну, так сразу в нее ныряйте, – сказал лесник, натягивая на руки извлеченные из кармана толстенные краги сварщика. – Это вам не стационарная аномалия, схлопнется секунд через десять. Только главное хорошо представьте себе, куда перейти хотите.
– Принято, – кивнул я, подхватывая с земли Лютого, остолбеневшего от невиданного зрелища.
– Ну зашибись, – сказал Японец. – А мне-то чего представлять?
– Ничего не представляй, – ответил я. – В том месте, куда нам надо, ты однажды уже был неподалеку. Но чем объяснять, лучше за мой пояс держись. Думаю, «кротовина» таким макаром нас всех туда и выкинет.
– Думаешь? – насторожился Савельев.
– Да не переживай, я так сто раз делал, – отмахнулся я.
– И почему после этой фразы я стал переживать еще больше? – вздохнул Японец.
Тем временем бешено вращающийся золотой диск принял размеры «камазовского» колеса.
– Всё, больше не будет, – сказал лесник, вставая в стойку вратаря, готовящегося отловить сложный мяч. – Готовы?
– А то, – сказал я за всех, ощущая всем телом, как от страха трясется Лютый. Боится, но с рук не спрыгивает. Стало быть, уверен в хозяине.
– Тогда погнали! – рыкнул лесник, запуская руки в центр вращающегося диска.
В воздухе немедленно завоняло паленой кожей. Перчатки лесника горели от соприкосновения с созданной им же аномалией, но он успел выдернуть из ее центра «проводник». Артефакт рассерженно шевелил всеми своими огненными «конечностями», втрое увеличившимися в размерах, отчего сейчас напоминал небольшого осьминога, раскаленного добела.
– Быстрее!!! – заорал лесник – видимо, артефакт изрядно жегся даже через перчатки, но бросать его на землю старик почему-то не хотел.
Ну, я и прыгнул. Разбежался в три шага – и нырнул «рыбкой» в огненный водоворот, что твой цирковой тигр в подожженное кольцо. И в процессе прыжка почувствовал, как жесткая, словно клещи, рука вцепилась в мой поясной ремень. Ну, будем надеяться, что он не порвется. Вроде советский десантный выбрал на складе Жмотпетровича, а в те годы их делали с изрядным запасом прочности – впрочем, как и всё, что выпускалось в СССР для армии.
И тут я почувствовал, как пламя начало пожирать мое тело. Будто в озеро горящего бензина сиганул. Плюс меня вдобавок начало крутить с бешеной скоростью, словно белье при отжиме в стиральной машинке. Пищевод, желудок и кишечник немедленно сбились в кучу, и эдаким слипшимся комком подкатились к горлу, настойчиво просясь наружу.
Я понял – еще мгновение, и я реально выблюю свою требуху… В глазах потемнело, жуткая боль пронзила всё тело, и от потери сознания меня удержала лишь одна мысль: нельзя разжимать руки! Ведь если я отключусь, то моему кошаку точно конец!
И тогда я, превозмогая бешеную силу вращения, отчаянным усилием мышц, стонущих от невыносимой боли, скрутился в эмбрион, прижимая к себе Лютого, которого по ходу настигло милосердное беспамятство: он был сейчас как большая шерстяная тряпка – безвольный, расслабленный, отключенный. Везет же…
Я бы обязательно заорал – когда орешь, боль переносить однозначно легче, вопли всегда отвлекают от любых проблем, – но опасался разинуть пасть. Тошнота тошнотой, но блевать желудком и кишками было жалко, как-то сроднился я с ними. Поэтому я лишь надрывно выл сквозь стиснутые зубы… и вдруг ощутил сильный удар спиной обо что-то твердое.