Выбрать главу

— Стража! Ко мне!

Из-за соседнего выступа тотчас же показались два его солдата. Слева из-за угла рысцой выбежали еще двое: старина Джайлс и новенький, деревенский. Толпа меж тем приблизилась вплотную. Генри увидел перед собой разъяренные красные лица, в нос ударил запах лука и густой пивной перегар.

— Вот мы сейчас этого офицерика и попросим! — крикнул длинный. — Пусть сходит нам за ответом!

— В чем дело, господа? — Генри старался говорить как можно внушительнее. Рука — на эфесе шпаги. — За каким ответом?

— Пусть этот сходит, раз там не пробьешься!

— Гоняют людей, как овец, тоже мне, парламент!

— Мы для них или они для нас?

Генри перебирал глазами лица, ища смысла в этом гаме. Красные, выпученные глаза, рты брызжут слюной… Да они все пьяны! Вон тот, с барабаном, едва стоит на ногах! И этот, с растерзанным воротом… И боже мой, их все больше выкатывается из-за угла, задние напирают… Он поднял руку:

— Джентльмены, тише! Что вам угодно от парламента?

Приличный господин стал тыкать ему бумагу:

— Мы петицию подали, еще утром, вот копия. А ответа все нет. Нас семьсот человек, сколько можно ждать и слоняться по городу! Мы прибыли из Серри…

— Джентльмены, я попытаюсь. Я сам из Серри. А о чем петиция?

— Ура, он сам из Серри!

Генри взглянул на протянутый лист. Перед глазами запрыгали буквы:

«Чтобы король мог быть возвращен с полагающимся ему почетом к своим прирожденным правам… и восстановлен на троне соответственно величию своих предков… Чтобы он теперь же вернулся в Вестминстер с честью и безопасностью для разбора всех несогласий… Чтобы начатая война прекратилась… Все армии распущены…» Роялистский мятеж, еще один! И в его родном графстве!

— Беги за ответом, — тихо прошептал он Джайлсу. — И скажи, чтобы прислали подкрепление. Из Уайтхолла, из конюшен, откуда хотят! Нам долго не простоять…

Джайлс, кивнув, отступил ему за спину и проскользнул в дверь. Генри выпрямился.

— Джентльмены, спокойно! Я послал солдата к лордам, через несколько минут вам дадут ответ!

— Вот это земляк! Дайте ему выпить, он с утра небось не полоскал глотку!

— Пей, солдат, пей здоровье короля Карла! На хрена тебе этот парламент! Бог и король!

Генри отодвинул протянутую кружку.

— Нельзя, джентльмены, я на посту.

— Да ладно, было б что охранять! И своим дай…

— Не пить, — тихо, сквозь зубы сказал Генри. Его солдаты придвинулись к нему ближе.

А в толпе кто-то затянул роялистский гимн, нестройный хор с одушевлением подхватил, задние грянули тоже, отстав на полтакта. «Хорошо, что я догадался надеть латы», — подумал Генри. Короткие железные латы защищали грудь. А вот каску оставил в казарме — не на бой же он в самом деле собирался!

В спину стукнула дверь, Джайлс нес бумагу. Генри взял ее и пробежал глазами.

— Джентльмены! Лорды прислали вам ответ!

Пение затихло. Он крикнул:

— Лорды отвечают, что они сейчас как раз и рассматривают вопрос об устройстве Англии. Они не сомневаются, что смогут удовлетворить все пожелания!

Нестройный, угрожающий шум. Отдельные голоса:

— Разве это ответ? Пусть посылают за королем!

Шум переходил в рев. Подскочил низенький, сухонький человечек со злым лицом. Генри мог бы побожиться, что много раз встречал его в своей деревне. Только имя не шло на ум.

— А вы нас пропустите! Мы сами пойдем в парламент. Не хотят ответить толком, мы их заставим!

— Глотки им перерезать, вот что!

— Тихо! — Генри сам удивился силе своего голоса. — Тихо! Я не могу вас пропустить, я на посту!

Длинный в армейском мундире презрительно взмахнул ручищей перед его носом:

— А еще земляк! Да охота тебе служить этой швали?

Низенький со злым лицом подскочил к новобранцу:

— Ребята, ваш офицер продался мошенникам! Долой офицеров!

— Ты лапы-то свои не суй! — Джайлс стукнул человечка по протянутой руке. — Прочь руки! Отойти от дверей!

Длинный как будто обрадовался.

— Он тебя ударил? Не имеет права! Ребята! Гони к дьяволу парламентских псов! — в руке у него сверкнул кинжал.

Генри выхватил клинок и крикнул:

— К оружию!

Его солдаты обнажили короткие боевые мечи, и он с ужасом увидел, как ощетинилась кинжалами, дубинками, пиками толпа. Джайлс и новенький, красные, огрызались от нападок слева. Двое других тоже что-то кричали, подняв мечи и отталкивая левыми руками лезущих, напирающих, хватающих за ворот, за рукава людей… Нечем становилось дышать. Генри спиной почувствовал дубовую резьбу двери.

Вдруг чья-то рука крепко схватила его за перевязь на груди, рванула, раздался треск, и Генри, не глядя в лицо тащившего, с силой ударил шпагой по этой руке, и чужая кровь мгновенно ослепила его, алым пятном выступив сквозь одежду.

Дальше он плохо помнил. Его оттащили от двери, и он, толкаясь локтями и ударяя шпагой куда попало, лез вместе со всеми в черный проем на тесную лестницу. Потом отбивался на этой лестнице сразу от многих, что-то крича своим и не слыша собственного голоса. Потом упал. Бок, плечо, нога повыше колена… Кажется, он был ранен. Мимо него наверх бежали сотни ног, а он старался откатиться поближе к стене, чтобы его не растоптали. Болело слева под мышкой, там было горячо и мокро.

Потом бегущих стало меньше, он приподнялся на локте и увидел чуть пониже, у входа, неловко лежащее тело новобранца головой вниз с неправдоподобно белым лицом. За головой, ступенькой ниже, поблескивая и медленно растекаясь, чернела большая лужа. Его замутило, перед глазами поплыли круги. Зажав правой рукой то место под мышкой, где было горячо и мокро, он перевернулся и встал на колени. Подождал, пока схлынет дурнота. И вдруг снова, как тошнота к горлу, стал, усиливаясь, подступать шум толпы, топот, крики бегущих.

— А!.. А!.. — доносилось к нему.

Морщась и что есть силы зажимая рану рукой, он переполз на коленях вплотную к стене, в угол, образованный поворотом лестницы, и рухнул на камни.

А вниз уже кубарем катились, бежали, оглядываясь, крича, падая. Длинный заводила с бледным лицом и выпученными глазами несся, перескакивая через три ступени, сквозь пальцы ручищи, прижатой к шее, сочилась кровь. Приличный джентльмен быстро семенил, и двойной подбородок его трясся при каждом шаге. Грохоча, отдельно от людей, катился, прыгая, большой барабан.

— Дьяволы! — пронзительно раздалось сверху. — Продажные твари! Будьте вы прокляты!

Генри увидел, как на самом верху лестницы маленький злой человечек взмахнул кулаками, пытаясь остановить бегущих, и в тот же миг сверкнуло, ударило, и еще раз сверкнуло, ударило, едкий дым пополз по лестнице, несколько тел упали и покатились вниз. Лавина с топотом и криками проносилась к дверям, там клубилась в невообразимой сумятице и давке, затем с отчаянными усилиями вываливалась на улицу.

Потом люди в армейских мундирах окружили Генри, откуда-то появился Джайлс.

— Мистер Годфилд! Вы ранены? Где болит? Вы можете идти?

Несколько рук подхватили его; охнув, он встал на ноги.

— Палата ждет вас, они требуют отчета. Вы дойдете сами?

Генри кивнул, стараясь не закашляться. Дым ел глаза. Кто-то подал ему шпагу.

На мгновение он увидел перед собой полутемную, задымленную, истоптанную сотнями ног лестницу, с потерянными в спешке платками, манжетами, шляпами… Несколько тел, неподвижно распростертых… Кто-то корчился в углу… Стараясь не оглянуться на то место у двери, где лежало тело новобранца, Генри посмотрел в сочувственные лица солдат и шагнул вверх.

Путь до палаты, со всеми этими лестницами, галереями, переходами, поворотами, все новыми мучительными спусками и подъемами, показался ему бесконечным. Он шел медленно, до крови закусив губу, с помертвевшим лицом, опираясь на руку Джайлса. Но страшнее всего этого бредового нескончаемого пути было лицо маленького человечка, которое он увидел, когда они сделали первые шаги.

Человечек лежал поперек лестницы в странной позе: его тело было болезненно изогнуто, внутренности разворочены мушкетным выстрелом, а серое мертвенное лицо источало ненависть. И тут Генри вспомнил имя: Саймон Сойер. Губы его шевелились, и хотя Генри не разбирал слов, он ясно понял по искаженному лицу, что и в смертных муках своих он проклинает, проклинает мучителей-лордов, и судей, и парламент, и проповедников, суливших ему царствие небесное, и солдат, пресекших его жизнь и оставивших сиротами его горемычных детей, и саму жизнь свою — бесталанную, нищенскую…