— У тебя! А у него? У Филина баб хватало. Не верится мне, что удастся какой-нибудь на него хомут надеть, — покачал головой участковый, впадая в противоречие с только что сказанным и не замечая этого.
— Уже удалось. А чтоб надежнее склеилось, работу подыщите. Чтоб не унижала она бугра. Он тогда стараться будет. Надо помочь мужику.
— Подумаю, Тимофей. Все учту. Это я тебе обещаю. Но и ты мне помоги. По-человечьи пойми. Возьми тех к себе в бригаду, — указал на фартовых Угря.
— Нет! Не могу! — И, спохватившись, что выдает случившееся, добавил: — У них навыков нет. А мои втянулись. Кто ж свой положняк разделит на всех? Мы за день до полета центнеров на шестерых сдаем. А они? Хрен да малень ко? Не хватало нам дармоедов!
— В зону вернуть придется, — вздохнул участковый, — а тут все же району и государству прибыль.
— Как хотите, — отмахнулся Тимофей. И вдруг осекся на полуслове. Себя, выкинутым из барака, вспомнил. Потом в притыкинском зимовье. И сказал на раздумье: — С кентами надо ботать. Как они? Я сам за всех — не могу.
— Давай так: я завтра к вечеру приеду. Что решите — скажете… А я для Филина поищу место. Только вот еще — где жить он будет?
— В избе Притыкина. Я к Дарье ухожу. Совсем.
Когда участковый ушел, Тимка вернулся к бригаде. И в обеденный перерыв подозвал фартовых поближе.
— Мусор просил принять в нашу бригаду тех, — указал на фартовых, закидывающих сеть в море.
— На хрен они нам? Иль мало махались с ними?
— Да я с них намотаю столько колец, ни одна легашка не раскрутит, — пообещал бугор.
— Мы тоже на хрен Притыкину были, но не прогнал меня. Принял. Научил. Это всем сгодилось. Зато и в зону не вернули никого. А хотели. Иль выпало с калганов? Теперь тем зона светит. А где ж закон наш?
Филин удивленно смотрел на Тимоху. Бледнел, сжимал кулаки. Но молчал, сдерживая себя.
Было решено вечером созвать сходку. К фартовым Угря послали Придурка, чтоб позвал их от имени законников. Тот вскоре смотался. И, вернувшись, сказал:
— Ожили, падлы! Обещались быть в срок. Все рыла до единого. Просили зла не держать.
Вечером, после работы, едва бригада поела, пришли фартовые с моря. Тихо расселись у костра. Ждали.
— И долго мы так дышать станем, вроде не одной «малины» кенты? — спросил Тимофей.
Все молчали. Не хотелось поддерживать скользкую, больную тему.
— Давай ты, бугор! Веди сход! — попросил Угорь.
Филин нахмурился. И все же звание бугра обязывало. Он подсел к огню, чтоб видеть всех и быть видным каждому.
— Сход наш нынче не простой! И на это дело решиться должен каждый без примуса, чтоб слово мое не висело удавкой на жабрах. Короче! Нам в обязаловку пристегивают вот этих фраеров! Чтоб мы с ними, паскудными козлами, вместе пахали. И чтоб делили хамовку и башли, чтоб приняли в свою кодлу. Иначе их упекут в зону, как последних задрыг. Они такие и есть. Но… «Закон — тайга» велит веем нам помогать, держать своих на греве, сколько есть сил.
Эти кенты облажались у нас. А потому брать их в свою код- лу иль нет и на каких условиях — пусть решит сход. Я бы, как бугор, размазал всех до одного, но пусть трехнут свое слово кенты, — умолк Филин.
Поднявшийся с моря ветер трепал языки пламени костра, выхватывая из темноты лохматую голову, сверкавшую монетой лысину, хмурое лицо.
— Дозвольте мне, кенты, — откашлялся Угорь пересохшим горлом. И, заметив легкий кивок бугра, продолжил: — То верняк, ежели не приклеимся к вам — кинут нас в зону. Легавый о том ботал и список в нюх совал. Мол, готово! Не все кайфово склеилось у нас. Помахались малость. У нас двое кентов и нынче в палатке канают. Ребра им посчитали сапогами иль еще чего, только двигаться не могут. Окалечены до гроба. Даже срамное в исподнее делают. Конечно, не мы их так уделали. Есть урон и у вас. Но зачем квитаться говном? Ну, раздухарились малость. Пора и обнюхаться. Мы ж законники, каста. Как врозь дышать станем? Нельзя без пахоты? Лады, согласны пахать. Хоть сами, хоть с вами. Нам без разницы. Не по кайфу нам стало, что закон наш не держали. Ну да то не нам судить…
— Где закон нарушен? Пахать пришлось? Нынче все законники даже в зонах вкалывают! Тут для тебя работяг нет, чтоб на тебя чертоломить. Все из «малин»! Ты еще в Трудовом знал, что мы яйца не сушим. Чего сфаловался сюда? — не выдержал Скоморох.
— Не о том трехал! О бабах! Они тут себя держат с гонором!
— Захлопнись о бабах. Они не клевые! И ты в их сраки своим шнобелем не лезь! — вспыхнул Кот.
— Не в них дело! Но к чему ваш Тимоха с легавым ботал? Иль это по закону — фартовому с мусором трандеть? — взвился Угорь.
— Если бы не тот легавый, а он за вас, мудаков, просил, не было бы схода. Усек, зараза? — вскипел Тимка и добавил: — Этот легавый дышать дает. Не дергает. И нас понимает. Тебя бы к прежнему легашу, ты б давно на Колыме канал…
— Не темни, все мусора — западло. А ботающий с ними — сука! — подал голос долговязый.
— Кранты! Кончай треп! Я — сука, ты — фартовый. Но именно тебя я не беру в бригаду. Хиляй этапом в зону. Там качай мозги! В гробу видел всякое говно выручать и греть. На хрену всех видел! — вскочил Тимка, взбешенный.
— Не горячись, кент! Лишнее вякнул фартовый. Сгоряча.
Забудь, — попросил Угорь. И добавил: — У нас иного нет. Либо всех берете, или все — в зону…
У костра стало тихо. Лишь вскипевший чайник ронял кипяток на угли. Угорь снял его, налил в кружку доверху, подал Филину. По обычаю законников — перед всеми, своими и чужими, признал главенство, превосходство Филина над собой.
— Прости, бугор, лйхуя мы с кентами дали. Но и сами еле одыбались. Теперь же не до разборок. Удержаться бы в фуфло. На воле закон держать проще. Нынче б душу не посеять. Клей нас к себе. Не прогадаешь.
— Как, кенты? — отлегла обида у бугра.
— Греби их к нашему берегу. Куда от них деваться? — вздохнул Тимка.
— Но пахать поровну. Чтоб не чинились, заразы! — крикнул Кот.
— Давай одной кодлой! А то дожили, нас, законников, мусора мирят. Кому ляпни, сдохнет со смеху.
— Клянусь парашей, такого не слыхал, — говорил Цыбуля.
— Тащи сюда барахло! В один круг! Поддай огня, Скоморох!
— Бугор! Хавать кентам надо! Не жравши они. Заморены, как гады!
— Мечи из нашего! Харчи! — отлегло от сердца Филина.
— Федя! Феденька! — вошла в круг света Катя, и фартовые мигом утихли.
— Ты как тут нарисовалась? — обомлел бугор от неожиданности.
— Сбежала из больницы. Не могу без тебя! Наши все сегодня собираются в дорогу, а я не могу не простившись, — заплакала Катя.
— Куда ж мне девать тебя?
— Вот хорошо, что пришла! Нам тут в аккурат хозяйка нужна. Ну дозарезу! Не погребуй нами, бабонька! Признай! — подошел Угорь.
А за ним и Тимка:
— Зачем вам прощаться? Вон — хаза отдельная, — указал на палатку, — повариха и впрямь нужна. Не мужичье дело у печки толчись. Нехай остается Катя. Она у нас будет за главного балан- дера!
— Ну что, Катюха, решаешься?
— А надолго берете? — дрогнул у нее голос.
— Навсегда! На всю судьбу! До гроба! Не будь я — Филин. Ввек не отрекусь от тебя, — не оглянулся бугор на кентов.
Те молча ушли подальше от света. Все поняли. Не место им здесь. Не стоит мешать, не надо слушать этот разговор. Он не для них. Он — первый и единственный. На всю жизнь. А она — неизвестно, как сложится…
Фартовые бегом носились. Ставили палатки, готовили. Они старательно обходили бугра и Катю. Они помнили свою вину. Знали по себе — враз такое не забывается…
Покуда фартовые ели у огня, притирались друг к другу, присматривались и мирились, Катя огляделась в палатке, прибрала в ней. Без просьбы бугра к костру подходить не решалась.
Он позвал ее, когда законники, обговорив все, наевшись до отвала, расходились по палаткам кемарить.
— Катюш, иди похавай, — всунулся Филин в палатку лохматым медведем.
Женщина послушалась. Поев рыбы, убрала со столов, у печки, возле костра и пошла на реку умыться на ночь.