Вначале было все так, как рисовалось ее воображению, и она гордилась своей проницательностью и самоотречением. Виталий Леонтьевич закончил институт с блеском. Выступая на выпускном вечере, он сказал, что задача вчерашних студентов — обогащаться темами и впечатлениями. Они должны сразу же уйти в работу и, как самым строгим судьям, ответить самим себе, на что каждый способен. Ответить им поможет только жизнь. И поэтому он убежден, что место всех без исключения выпускников — на заводах, в этих огромных лабораториях, где условия, возможности и перспективы безграничны. Виталий Леонтьевич говорил красиво и взволнованно. Валентина повторяла про себя его наиболее впечатляющие мысли и кивала, соглашаясь. Когда он кончил говорить, ему долго хлопали. Она гордилась им и тоже хлопала.
На заводе Виталий Леонтьевич недолго ходил в мастерах. Рационализированная им обработка пуансона и внедрение на участке силового резания металла заставили обратить на него внимание. К нему прочно приклеилось определение: «Молодой специалист-новатор». Через три года, будучи уже начальником сборочного цеха, он стал проектировать автоматическую линию и рассчитывал окончить ее в ближайшее время (полгода — год). Был он самоуверен и щепетилен. Работал один, сослуживцев посвящал в свои замыслы неохотно. Даже тогда, когда убедился, что разработка проекта растягивается на неопределенно долгий срок, он не стал искать помощников. Думал: «Нужно напрячься. Путь одолеет идущий». Но постепенно напряжение спадало. Он уставал на заводе, и отдых, который давал себе в промежутках между производственной и домашней работой, все более удлинялся. В первое время он подробно рассказывал Валентине, что сделал сегодня и что будет делать завтра. Постепенно в разговорах стали преобладать замыслы — то, что сделано, укладывалось в нескольких словах. Валентина горячо говорила о том, что есть же молодые, способные конструкторы. Пусть он организует группу. Главные расчеты — его, подсобная работа — ведь она самая кропотливая — их. Так, только так надо сделать.
Виталий Леонтьевич сердился, кричал, что она не верит в его силы и что вместо отдыха дома он только расстраивается. Валентина умолкала и чувствовала себя виноватой. Когда Виталий Леонтьевич стал сначала заместителем, а затем главным конструктором завода, вечерние беседы с женой прекратились. Оправдывал он это тем, что Валентине неинтересно слушать, что она далека от его дел и они ей не нужны. Утвердиться в этом мнении Виталию Леонтьевичу было тем более легко, что Валентина не пыталась расспрашивать и теперь вечерами так же охотно соглашалась на предложения Виталия Леонтьевича сходить в кино или в театр, как раньше проводила часы около его рабочего стола.
Виталий Леонтьевич ошибался. Валентина, действительно, с удовольствием откликалась на предложения мужа развлечься, по-прежнему была непринужденно уравновешенна. Но это — совсем не потому, что дела Виталия Леонтьевича перестали ее интересовать. Она давно, уже вскоре после свадьбы, поняла, что многое в нем идет от позы, от неосознанного желания быть на виду. Да, он, бесспорно, даровит. Но даровитости его хватает ненадолго, как ненадолго хватает жадной красоты бабочки-однодневки. Если дело требовало пристального, но короткого внимания, Виталий Леонтьевич решал его талантливо и сплеча, когда же осуществление задачи не укладывалось в близкое время, Виталий Леонтьевич постепенно увядал и растрачивал себя в разговорах. При этом искренне верил, что доведет начатое до конца, мечтал о том, как это будет замечательно, и чувствовалось: он получает от мечтаний такое же удовлетворение, как от дела выполненного.
Когда Валентина поняла это, перед ней легли два пути: откровенного нажима, рассчитанного на слабохарактерность мужа, и деликатного внешнего невнимания к его делам. Она выбрала второй, потому что был он ближе складу ее характера — мягкого и самоотреченного. Чувствуя, что она своим вечерним немым вопросом: «Ну, как там у тебя?» ставит мужа в неловкое положение, заставляет придумывать спешные и неумные оправдания, она перестала приходить к нему в кабинет перед сном и даже вынесла оттуда свое любимое кресло-качалку.
Однако Валентина никогда не подумала о том, что ошиблась в замужестве, не упрекнула ни мужа, ни себя в том, что недоучилась. Она не была из тех женщин, которые, не найдя в муже всех предполагаемых достоинств, начинают со злорадством открывать в нем даже те недостатки, которых он не имеет. По-прежнему охрана покоя Виталия Леонтьевича была ее главной целью, а с рождением ребенка она стала делить свое внимание между ними двоими. Валентина была убеждена, что рано или поздно Виталий Леонтьевич доведет до конца начатое, — идея живет в нем, постоянно подтачивает, напоминает о себе. И он непременно снова зажжется. Из принудительного давления же ничего путного не выйдет. Виталий Леонтьевич, стесняясь, будет ежедневно садиться за стол и пытаться пересилить себя. В конце концов это надоест ему до тошноты. Тогда проект будет заброшен окончательно. Домашние дела оставляли ей немало свободного времени. Вначале Валентина использовала его для чтения, а два года назад стала учиться заочно в том же своем институте. Если муж отказывается от посторонних помощников, его единственным и обязательным помощником станет она.