Элька уже около прилетевших и, в грош не ставя наше экспедиционное достоинство, взахлеб тараторит:
— Ой же, как здорово, что вы прилетели! Вы к нам от кого? От Городошникова. Это хорошо, что нас не забывают!
— Никто не забыт, ничто не забыто, — загадочно отвечает тот, что с «крабом», и моментально изменяет интонацию на требовательную. — Туристы? Откуда? Рыбки захотелось, да?
Элька опешила и переводит огромные свои глаза с «краба» на пилота, с пилота на «краба». Пилот откровенно оценивающе смотрит на Эльку, а «краб» наседает:
— Кто такие? Откуда? Ясно — нет?
— Так вы не от Городошникова? — растерянно спрашивает Элька и обращается ко мне: — Аркаша, они не от Городошникова.
Я встряхиваю головой, закидываю назад мокрые волосы, ищу в уме подобающий моменту солидный вопрос, но найти не успеваю. Вмешивается шеф. Я не заметил, как он и Матвей появились рядом с Элькой. Видимо, они слышали разговор, потому что шеф холодно спрашивает:
— В чем дело, что здесь происходит?
— Кто такие?.. — чувствуя в шефе главную фигуру, «краб» еще более суровеет. — Откуда?
— Простите, это я вас опрашиваю: кто вы и откуда?
— С неба, — простодушно вмешивается Матвей. — Летели, летели и — сели. Сидели, сидели, нас съели…
— Матвей Васильевич, — укоризненно говорит шеф и выжидающе смотрит на «краба».
— Шибко грамотные, — «краб» барабанит пальцами по планшетке и говорит веско: — Районный инспектор рыбоохраны Щукин.
Матвей хмыкает, порывается, видимо, обыграть фамилию инспектора, но шеф его опережает, представляется официально:
— Начальник геоботанической экспедиции Стрельников.
Щукин некоторое время молчит, видимо соображает, что эта за штука такая — геоботаническая экспедиция и насколько высок чин ее начальника. Вероятно, в его представлении чин выглядит достаточно высоким, потому что морщины на лице у него разглаживаются и оно оказывается круглым и добродушным.
— Выходит, вы по травяной части, не по рыбной.
— По рыбной — ихтиологи.
— Кому ихтиологи, а мне — браконьеры.
— Ну что вы, это совсем не одно и то же. Ихтиологи — ученые, их забота…
— Ково там, — Щукин досадливо машет рукой… — Сколь понимаю, ни один из самых переученных от нельмушки не откажется.
— Какой нельмушки?
…Щукин охотно объясняет. Чуть ли не целую лекцию читает нам Щукин. Из нее мы узнаем, что нельмушка — это нельма, рыба из семейства лососевых. Старые рыбаки и по сей день называют ее царской рыбой. Вкусна нельма необычайно, но, ясное же дело, про вкус словами не расскажешь; чтобы его почувствовать, надо попробовать. При этих словах Щукин покачал в воздухе кружкой и строго поглядел на каждого из нас…
Да, я совсем забыл пояснить, что объяснение это мы выслушиваем более чем в мирной — в дружеской даже обстановке. Когда Щукин сокрушенно пожаловался на свою должность, которая в каждом, оказавшемся на берегу Чулоя, заставляет видеть браконьера, шеф сочувственно закивал: о, конечно, кто-кто, а он-то понимает, что такое ответственность и как она сказывается на людском характере. Щукин расчувствовался и обратился к пилоту:
— Михалыч, слушай, хорошие люди попались. Посидим с хорошими людьми? Нам с тобой не к спеху?
Михалыч, который почему-то из всех нас выделил Эльку (по крайней мере, он поглядывал на нее то искоса, а то и напрямик), для виду упомянул о начальстве, но взглянул опять-таки на Эльку, пощипал себя за верхнюю губу и тут же галантно добавил:
— Если, конечно, дама возражать не будет…
Дама не возразила.
У Щукина «где-то затерялась» бутылка спирта, у шефа (подумать только — у В. П.!) — бутылка «Двина». Обе пропажи быстро нашлись, и вот мы сидим и слушаем лекцию о нельме.
Щукин в ударе. Не часто, видимо, ему приходится мирно беседовать, сидя на берегу.
— Говорят (врут, нет — не знаю), нашу обскую нельму царю возили. На лошадях обозами ходили. В одной, передней бочке нельма, а позади — бочки с обской водой. Чтобы, выходит, свеженькой на царский стол рыба попадала. Повывели нынче нельму. Поставили в Новосибирске ГЭС, закрыли рыбе ход на нерестилища, редко теперь нельмушку в Оби встретишь. Да и та, которая ниже Барнаула, насквозь керосином провоняла. Рассказывают, когда космонавт приезжал, хотели его нельмой угостить, а после радовались, что он уехал, не дождавшись. Которую поймали, есть нельзя было — голимый керосин. На Катуни да на Чулое местные стада реденькие, но еще сохраняются. Думают за счет их промыслы восстановить… Хватились… — Щукин протянул пустую кружку Матвею, который священнодействовал над спиртом. — Девке-то, девке, налей, пусть разговеется.