— Ага, долетались: угробили вертолет. — Несмотря на явный драматизм ситуации, Каратаев заметно повеселел: безоружны, теперь ничто не могло угрожать поселку и его жителям.
Этот взрыв словно бы придал охотнику сил — свистнув Амуру, он устремился к месту катастрофы. В глубине души таежный зимовщик очень надеялся, что бандиты погибли при взрыве, оставалось только убедиться лично.
Михаил был там уже через полчаса, и взору его предстало жутковатое зрелище: поломанные обгоревшие деревья, вертолет, а точнее, то, что от него осталось: обуглившийся корпус, местами еще раскаленный докрасна, безжизненно повисшие лопасти, провалившаяся кабина, мертвые глазницы иллюминаторов с выбитыми стеклами…
От погибшей машины валил нестерпимый жар, и охотник отступил на несколько шагов назад. Да если бы кто-нибудь и остался в кабине — его уже ничто и никто не смог бы спасти.
Неожиданно Амур, тихонько заскулив, вильнул хвостом и поднял на хозяина голову: это заставило того насторожиться.
— Что, Амурушка?
От погибшего вертолета в глубь тайги вели человеческие следы.
Беглецов было двое — один, как сразу же определил таежный следопыт, был побольше, покрупней, он бежал впереди; другой — поменьше, трусил за ним.
"За ними", — не раздумывая, решил Михаил и, бросив прощальный взгляд на некогда грозную машину смерти и разрушения, двинулся по следам…
Ему не надо было объяснять, чьи это следы: ориентируясь по снегу, он мог детально рассказать не только о росте и весе беглецов, но даже об их теперешнем состоянии.
А уж тем более — просчитать в голове примерный план их дальнейших действий.
Следы петляли между деревьями, уходили в глубину леса — теперь Каратаев знал наверняка: час, два, может быть, три, и он обязательно настигнет мерзавцев.
Амур также вошел в азарт — внезапно он прижал уши и зарычал…
— Ты слышал? — дернулся Малина.
— Чего там?
— Собака.
Даже несмотря на почти полную темноту, москвич заметил, как побледнело лицо Чалого.
— Где?
— Да вот… Послушай…
И точно — где-то совсем рядом послышался собачий рык — негромкий, но отчетливый.
— Точно.
— Может быть, волки? — не оборачиваясь, предположил Малинин.
— Да нет, это не волки…
Только инстинкт самосохранения удержал Малину от того, чтобы не закричать, не забиться в истерике.
— Менты?
— Менты, наверное, — наконец-то взял себя в руки Астафьев.
— Прочесывают? — Рот москвича от испуга полураскрылся.
— Прочесывают, — успокоил его подельник. — Так, или ты сейчас бежишь изо всех сил, или я тебя тут бросаю… Понял? — Страшный шепот блатного пробирал Малинина так, что он, так и не закрывая рта, безропотно проследовал за Чалым.
Астафьев, местный житель, прекрасно знал, как правильно уходить от подобного преследования: остановившись, он вывернул карманы и, найдя там несколько раскрошенных «беломорин», аккуратно, чтобы не развеять по ветру драгоценный табак, насыпал крошку в глубокие следы — и в свои, и в Малинины.
Конечно же, можно было поступить куда проще: оставить Малину тут — пока менты занимались бы им, Чалый успел бы выкроить несколько драгоценных, спасительных минут, попытаться уйти еще дальше.
Можно было поступить и того проще: разойтись в разные стороны.
Но оставаться в дикой заснеженной тайге одному, без еды…
Нет, «коровой», в этих страшных условиях воистину священной, нельзя было жертвовать ни при каких условиях.
— Малина, давай, давай; — горячо шептал Чалый, — быстро, быстро…
Москвич и без понуканий бежал из последних сил — недавний рык ментовской собаки будто бы удесятерил его силы.
Меховой треух сбился на лоб, по которому катился грязный пот, зоновский клифт был расстегнут — беглец не обращал на это никакого внимания.
— Давай, давай…
Неожиданно в темноте послышалось близкое журчание воды, и у Чалого мелькнула спасительная мысль, как укрыться от преследования, тем более что теперь задача немного упростилась: урываться надо было не от собак с их чутким обонянием, а от ментов, обоняние которых большой остротой не отличалось.
— Так, давай сюда, — свистящим полушепотом приказал он Малине.
— А?..
— Да давай же… — Держа себя в руках из последних сил, скривился Чалый.
Он подтолкнул обезумевшего от страха москвича вперед — под небольшим обрывом протекал никогда не замерзавший ручей.
— Прыгай!..
— Да я… утону… — пробормотал Малина, — я плавать не умею…