Выбрать главу

Застучал по стволу красногрудый красавец дятел — удары резко и гулко отразились от ближней голой сопки. Где-то совсем рядом завозились снегири, где-то чуть подальше послышался негромкий шорох — наверное, это был какой-то зверек, хорек или куница.

Волшебное, ни с чем не сравнимое таежное утро вступало в свои права…

Из избушки-зимовья вышел высокий, плечистый мужчина: несмотря на то, что эта избушка находилась в пятнадцати километрах от Февральска, ее обитатель выглядел куда лучше, чем председатель поселкового Совета, начальник милиции и начальник военторга (самые значительные люди поселка), вместе взятые.

Свежевыбритый, с мощным, волевым подбородком, с прямым, холодным взглядом стальных глаз, с морщинками, идущими от глаз к вискам, с аккуратно подстриженными усами и модной прической "под морскую пехоту", он чем-то неуловимо напоминал положительных героев старых американских вестернов. Серый свитер грубой ручной вязки, высокие меховые унты из волка, армейские полушерстяные брюки, широкий ремень с патронташем и массивным кинжалом в черных кожаных ножнах — все это свидетельствовало о том, что этот мужчина — профессиональный охотник.

Он потянулся, широко разведя в стороны мускулистыми руками, так, что кости хрустнули, посмотрел на восходящее белесое солнце и неожиданно доверчиво, мирно, почти по-детски улыбнулся.

Затем, быстро скинув с себя свитер и бывшую под ним рубаху, принялся обтираться снегом — мужчина от удовольствия только блаженно щурился, покрякивая, и упругие бугры бицепсов и трицепсов атлета ходили под смуглой кожей… Наверное, если бы сейчас, во время этой нехитрой, но обязательной по утрам гигиенической процедуры, рядом стояли или китаец Ли Хуа, достойный представитель местных сексуальных и национальных меньшинств, или любая порочная продавщица из поселкового продмага, они бы наверняка упали в обморок…

Впрочем, обитатель далекого заснеженного зимовья не имел никакого отношения ни к недостойному китайцу, ни к еще более недостойным продавщицам: было ему от роду тридцать три года, звали его Михаил Иванович Каратаев, и был он настоящим таежным охотником — профессия, ныне на Дальнем Востоке почти вырождающаяся.

Так уж случилось, что судьба немало побросала его по жизни…

Местный уроженец, поняв, что тут, в Февральске, делать нечего (ну не водку же пить!), он после десяти классов сразу же уехал на Большую землю и неожиданно для учителей и школьных товарищей поступил в славное Рязанское высшее командное училище десантных войск. Закончив учебу с красным дипломом, первым в выпускном списке, молодой лейтенант через полгода службы был направлен в Новосибирск, в школу спецназа КГБ.

Ну, а потом…

Потом было. многое, горы и равнины, моря и океаны, страны и континенты: Афганистан (самое его пекло — Кандагар), Никарагуа, Мозамбик, Ангола, Эфиопия, Нигерия, Сирия…

Да, Михаилу Каратаеву много где пришлось побывать на своем веку, многое перевидеть и многое познать: смерть друзей, предательство близких, ранения, контузии, болезни, маленькие радости и большие печали…

В девяностом году образцово-показательный капитан элитного спецназа «Альфа», кавалер ордена Красного Знамени Михаил Иванович Каратаев был переведен в Москву. В задачу его подразделения входила прежде всего борьба с набиравшим силу терроризмом, так думал и сам Каратаев, однако судьба распорядилась иначе…

Во время августовского путча 1991 года подразделение Михаила стояло в самой Москве — готовность номер один свидетельствовала о серьезности событий, развивавшихся столь стремительно, что вечерние приказы порой кардинально противоречили утренним. Вскоре стало известно: «Альфа», скорее всего, будет использована для разгона обезоруженных демонстрантов. Почти весь личный состав взбунтовался, и больше других — капитан Каратаев. Однако высокое начальство, выжидавшее, кто же победит, не определилось, медлило с выбором.

Демократы, как известно, победили, чего, впрочем, нельзя было сказать о демократии. Строптивца, забывшего главную воинскую заповедь — беспрекословное подчинение приказу свыше, — начальство взяло на заметку, и, когда через полгода с излишне принципиальным офицером случилось ЧП, никто из высоких чинов палец о палец не ударил, чтобы выручить провинившегося.

Хотя провинившимся его если и можно было назвать, то только с большой натяжкой.

А дело было так. Однажды поздно вечером, идя по Москве, по одному далекому микрорайону, именуемому спальным, спецназовец стал свидетелем сцены столь же дикой, сколь и безнравственной: двое хорошо подвыпивших ментов пытались затащить в служебную машину малолетку, почти девочку; выражения глаз и физиономии блюстителей правопорядка не оставляли сомнения в безнравственности их намерений. На вежливую просьбу Михаила отпустить школьницу менты лишь гадко заржали и пообещали посадить заступника на пятнадцать суток.