"Если они угнали вертолет, — соображал китаец, — то наверняка не для того, чтобы просто на нем покататься. Рано или поздно им придется что-то предпринимать. Но ведь пока они тут, в России, им никуда не скрыться… Они — вне закона. А что, если…"
Мысль показалась Ли Хуа настолько свежей, оригинальной и замечательной, что он аж заерзал от нетерпения.
"Так, какие там у них клички? — принялся вспоминать разведчик; ему было достаточно услышать что-либо один раз, чтобы больше не забывать никогда. — Чалый, он же Иннокентий Мефодьевич Астафьев, и Малина, он же Сергей Арнольдович Малинин… Наверняка среди жителей этого поселка должны быть какие-нибудь их знакомые. Да и сами угонщики не смогут все время находиться в воздухе; так или иначе им придется приземляться — заправиться, если дадут, набрать анаши, водки, снять девок… Вертолет — это даже лучше, чем джип, против такого никакая не устоит…"
Тем временем первая часть закончилась — вторую часть этого замечательного фортепьянного концерта разборчивый китаец любил немного меньше, и потому мыслительные процессы чуть затормозились.
"Так-так, а кто недавно сидел на той зоне? — Ли Хуа, тряхнув заскорузлой косичкой, принялся вспоминать всех местных уголовников, откинувшихся за последние годы. — Витя Сухой? Нет, он же под Красноярском сидел. Митя Червонец? Тоже нет, он в Абакане парился… Гундосый? Тоже не то: этот все больше в пермских лагерях… Петя Габон? Так он второй месяц в бегах, говорят, что на Большую землю подался… Ага, — наконец вспомнил китаец, — Корзубый, точно он! Этот как раз полтора года назад на «химию» откинулся, якобы по здоровью, теперь тут кочегаром подвизается. И — точно на строгаче сидел, на том же самом, значит, наверняка знает и того и другого…"
Ли, поднявшись с табуретки, подошел к шкафчику и достал оттуда бутылку замечательной водки "Новый рис", — как он точно знал, Корзубый уважал этот напиток больше денатурата и одеколона. Накинув тулуп, китаец сунул бутылку в бездонный внутренний карман и, кряхтя от предвкушения удачи, отправился в кочегарку…
Михаил так и не дозвонился до Февральска — чем больше размышлял он об этом, тем более странным и подозрительным казалось молчание.
Попрощавшись с дедком-дежурным, он встал на лыжи, кликнул Амура; спустя несколько минут полустанок скрылся за невысокой сопкой.
Метель улеглась, и идти по свежевыпавшему снегу было легко и приятно; охотник посчитал, что до Февральска он успеет еще засветло.
А в голове роились тяжелые, черные мысли, одна другой хуже, — и о подозрительном молчании в поселке, и о беглецах, захвативших секретный военный вертолет, и о тигре-людоеде…
Особенно почему-то о последнем.
Михаилу, поднаторевшему в охоте на крупных таежных хищников, уже приходилось встречаться с тигром — правда, та охота едва не закончилась трагично. Каратаев всегда с досадой вспоминал эту давнюю историю, случившуюся с ним, еще когда он был курсантом…
Шел последний год учебы в родном Рязанском военно-десантном училище, на зимние каникулы Михаил счастливым выпусником приехал в родные таежные места, и отец, который тогда еще был жив, поведал о том, что в тайге появился тигр. Естественно, молодой и горячий Миша вызвался идти с отцом, матерым охотником, в тайгу; его не остановило даже предостережение — мол, этот коварный хищник куда хитрее, чем может показаться.
Следы были найдены относительно быстро — спустя каких-нибудь шесть часов отец и сын увидели отчетливые оттиски грозных лап, впечатанные в свежий снег; казалось, тигр прошел тут совсем недавно, каких-то полчаса назад. И охотники двинулись по следам…
Так уж получилось, что в пылу погони сын оторвался от отца, вырвавшись на полкилометра вперед: его, тогда такого неопытного, не остановили даже жесты старого охотника. Ведь Каратаеву так хотелось подстрелить царя тайги! Казалось, еще чуть-чуть, и он настигнет царственную рыже-полосатую кошку.
Вскоре тигриные следы свернули с лесной тропы в бурелом, и молодой охотник решил: тигр пришел к своему логову, и теперь его отстрел — дело техники. Он осторожно снял двухстволку, прилег, навел ствол на поваленные деревья, но в это время…
Даже теперь, будучи уже матерым таежным охотником, Каратаев содрогался, вспоминая тот момент. Сзади послышался едва уловимый скрип снега. Михаил, естественно, даже не обернулся — он решил, что это отец. Было странно, что отец долго не подходил, и тогда сын наконец-то обернулся — прямо перед ним стоял огромный тигр, нетерпеливо хлопая себя хвостом по отвисшим бокам…