Николай вскинул руку.
— Минуточку! Я здесь новичок. Для начала, кто такие: Вакуленко с Гришей, Магда, Демидыч, Серёжка и его батя, по-видимому — Капралов, он же — Унтер?
Илларион, внимательно слушавший Мартынова и при этом отчаянно теребивший ус, встрепенулся.
— Дай-ка, Александр, я сам поясню. Всё-таки я эту публику знаю лучше. Начнём с Пет-ра Вакуленко и Григория Вернигоры. Они в фирме около трёх лет, дипломированные врачи, обслуживают реанимобиль, принадлежащий фирме "Дато". При нужде оказывают медицинскую помощь клиентам. Редко. Подчиняются лично Камаеву — я тебе о нём рассказывал. Другие их функции не ясны. Не исключаю криминал. Теперь Магда — секретарь-референт Камаева, его правая рука. Безусловно, предана хозяину. Женщина очень красивая и, по моему мнению, крайне опасная. Чёрт знает, на что способна. Та-ак, Деммидыч. Это, судя по всему, Шефчук. О нём я тоже докладывал. Кто там ещё? Ага, что касается Капраловых…
Саня Мартынов, в поисках нужных слов, запустил пятерню в чуб, закусил губу. Знает он не так уж много. Что добавить к уже сказанному? Как толком объяснить свои, хрен знает, на чём основанные подозрения? Чем дольше он раздумывает над невзначай подслушанным разговором, сопоставляя его с попыткой неизвестных хозяев ликвидировать Иллариона Константиныча и дя-Игоря, тем реальнее ощущает беду, способную вот-вот обрушиться на Сергея, на всю его семью. Всё увязано, точно некий всесильный распорядитель, меняя стратегию игры, порешил избавиться от лишних фигур.
Воспользовавшись краткой паузой, весь такой добрый, по-родственному уютный Ва-вилов, отставив пустой стакан, разметал тёплый плед и полез в карман халата за платком.
— Ф-фу, в пот бросило. А лихорадка-то прошла! Я же говорил! — И неожиданно добавил — Саша, ты молодец.
Спасибо, дя-Игорю, за поддержку. Саня и сам знал, что не дурак. Он, пригладив взъе-рошенные волосы, вопросительно уставился на шефа, старшего товарища и друга, словно спрашивая: "Чего замолчал?".
— …что касается Капраловых, — продолжил Илларион, — есть тут один момент. Мы слу-чайно узнали, что их семьёй интересовался Монах. За каким…, зачем Камаеву Капраловы? Наш Саня с Сергеем — это их единственный сын — сейчас в приятелях, ну, и поспрашивал так, осторожненько. Ничего такого, никаких скелетов в шкафу. Мать — медсестра, отец — инженером на заводе у Шефчука. Ну, запойный, если верить Паше с Гришей, ну, и что? Вы-ходит, эта семья под колпаком у Монаха. Почему?
Николай тоже умел складывать два и два. Он выпрямился в кресле.
— Найдётся заряженный мобильник с громкоговорителем и с хорошей предоплатой?
Дато кивнул в сторону стола.
— Александр, пошарь на столе, — и повернулся к Николаю, — на неделю общения с гарантией.
Коля усмехнулся.
— Была бы у нас неделя… Саша, звони приятелю. Громкость настрой. Спросишь, где он? Как дела? Какие планы? Короче, выясняй всё, что придёт в голову. Я по ходу подскажу. Нет, погоди, не набирай! Идея пришла. Не знаешь, случаем, какой у него оператор? А кто знает? Покажи его номер. Помогайте, ребята, помогайте! По первым цифрам.
Дато привстал с кресла, надев очки, присмотрелся к высвеченному на дисплее номеру.
— По первым цифрам у нас с ним один оператор — "УралСвязьИнформ". А что?
— А то, — Николай ткнул пальцем в экранчик, — мне надо долговременную связь. А вдруг у него на счету ни хрена?
— Да хоть минус, — Жордания пожал плечами, — внутри этой сети входящие даровые.
— Отлично! Вот теперь набирай. Да, Саш, сразу попроси, чтобы ни в коем случае не от-ключался.
Саня кивнул и нажал кнопку вызова.
…Сергей Капралов шлёпал с пляжа домой с трепетом в душе и с пеленой на глазах. Время приближалось к четырём. Весь день они с Алёнкой провели на берегу среднегорского пруда, купались, подвяливались на позднеавгустовском солнце, играли в карты и волейбол. Компания в полтора десятка свойских парней и девчонок беззаботно отрывалась на привоз-ном песочке, и Сергей отрывался вместе со всеми, но как-то само собой получалось, что за всё пляжное время он не отдалялся от самой удивительной и самой нежной на расстояние более метра. Будь ему дозволено, с каким наслаждением…бережно…по крупице…губами собрал бы он золотистый песок с её чудесной кожи.
Воспарив мыслию, Сергей взлетел на третий этаж, почти не касаясь ступенек. Бывает такое состояние, когда разум, отделившись от тела, устремляется в какой-то вышний эфир, а тело, освобождённое от опеки расчётливого сознания, как бы плывёт само собой, совершая вроде бы не осмысленные, но адекватные и точные — привычные действия.
Жёлтая пластинка ключа, втянувшись в замочную прорезь, совершила один оборот, когда — ни раньше, ни позже — проснулся мобильный телефон. В пустом и гулком вестибюле такты "Свадебного марша" прозвучали особенно торжественно.
Вот, блин!
Вытащив из кармана шортов чёрную раскладушку "Сименса", он, первым делом, ки-нул глаз на дисплей — номер обезличенный и незнакомый. Кто бы это?
— Слушаю! Алё!
— Бержерак, привет!
Из всех приятелей "Бержераком" Сергея называл только Саня Мартынов, и только по телефону. Хитрый жук, с детских соплей обкатанный в жерновах пенитенциарной системы, на практике познавший полезность условного языка, он предложил Сергею нехитрый код идентификации: "Скажем, тебе звяк с любой мобилы: "Бержерак, привет", — и ты сразу про-секаешь, что это я, и никто больше. Мне и называться не обязательно. Да? А если ты слы-шишь, ну, положим: "Серёга, это я, Саня Мартынов", — значит, или это не я, и кто-то под меня лепит, или рядом чужак, которому я не доверяю. Короче — дело нечисто. Тогда фильтруешь по обстоятельствам. На "Бержерака" ты должен отозваться: "Привет, Лермонтов". Если вместо кодового ответа кто-то что-то мямлит, значит, или это не ты, или у тебя проблемы. Усёк?", — "А нафига такие сложности?", — "Мало ли? Поверь моему опыту. И удобно, не надо орать, кто из ху", — "По-онятненько. А почему Бержерак?", — "Потому что Сирано. Ассоциация. Созвучие имён", — "А, ага. А почему Лермонтов?", — "Потому что Мартынов", — доходчиво пояснил Саня.
…Вот и сейчас следовало ответить правильно.
— Привет, Лермонтов.
— Ты щас где? — Голос Мартына звучит как-то напряжённо.
— Да вот, дверь в квартиру открываю. А что?
— Слышь, у меня к тебе просьба. Только не удивляйся.
— Чего уж, давай, — Сергей, левой рукой придерживая трубку, довернул ключ и распах-нул дверь, в нос шибанул рвотно-сивушный запах, — погоди, у меня тут…. У тебя что-то срочное?
— Да, как тебе сказать…
Явственный запах спиртного говорил о том, что батя уже дома и сейчас вовсю налива-ется водярой. Если предок выползет из кухни и начнёт вещать заплетающимся языком…. Не дай бог! Очень не хочется, чтобы Мартын услышал этот пьяный лепет.
— Если не очень — я перезвоню.
Он не успел отнять мобильник от уха. По перепонкам ударил тревожный крик Марты-нова:
— Не отключайся!
Сергей, захлопнув дверь, поморщился. Как некстати этот звонок. Но…, но Мартын зря кричать не будет. Орёт, будто жизнь на кону. Хошь, не хошь, а придётся дослушать.
— Сашка, ну, ты чего? Я ж говорю, мне некогда. Ты извини. Потом…, - он говорил, а глаз фиксировал: та-ак, батины туфли, пиджак на вешалке, запашок из кухни. Настроение стремительно упало ниже уровня морского дна.
Обеспокоенный голос Мартынова талдычил:
— Сирано, не отключайся. Я тебя прошу. Очень важно!
— Да в чём дело-то?
— Мне необходимо, чтобы твой мобильник работал. Потом объясню. Если трубка ме-шает, положи куда-нибудь, чтоб не на глазах. Только не отключай!
Вот не было печали! Что за эксперименты? Телефон надо оставить в прихожей, и пусть батёк сколько угодно булькает и бормочет себе под нос на кухне.
— Ну, хорошо, хорошо, так и сделаю. Я пока занят, извини. Пять минут, ладно?
Он пошарил глазами по прихожей и, потянувшись, сунул "Сименса" на полку над ве-шалкой. Прямо на панаму, чтоб помягче.
Чего-то батя помалкивает. В отрубе?
Он, стянув кроссовки, без всякой охоты побрёл на кухню — всего несколько шагов че-рез прихожую и налево. Повернув, остановился в недоумении. Оба-на! Такого ещё не быва-ло. В окно вливался желтоватый дневной свет, такой праздничный, такой победный, что увиденная картинка смотрелась несерьёзно, представляясь посредственной декорацией к агитационному ролику о борьбе с пьянством. Папик не просто в отрубе. Сверзился со стула, лежит на полу поперёк прохода; рядом с головой болотного цвета лужица с розовыми разво-дами. Вырвало? Ну, батя, даёт, чем дальше, тем противнее. Что скажет мама? Под столом одна порожняя, на столе недопитая бутылка со сливами на этикетке. Раньше батя в первый день с такой дозы не отключался. И не блевал. Ну, и что с ним делать? На кровать тащить? А если и там вырвет? Ай, пусть уж здесь. Ох и амбре! Надо бы подтереть.