Шершнев легонько припечатал ладонь к столу.
— Подтверждаю, — только и сказал он.
— Ну что ж, — Вячеслав Владимирович поднялся с кресла и торжественно протянул рас-крытую ладонь для рукопожатия, Николай, торопливо вскочив, протянул руку навстречу, — Николай Фёдорович Иваньков, официально ты зачисляешься в штат службы безопасности банка "СОТОФ" в качестве младшего сотрудника. Извини, дружок, должность старшего сразу не даётся, не положено. Чтоб ты знал: служба безопасности любого серьёзного банка наделена полномочиями, значительно превышающими полномочия даже очень крутого ча-стного охранного агентства, и возможности у неё соответствующие, и пользуется уважением у госструктур, поскольку над ней витает аура больших денег. А сейчас безотлагательно займёмся твоей подготовкой. Помимо инструктажа тебе необходимо поставить гипнозащиту и принять антидоты, блокирующие наркотическое воздействие, в паучнике вряд ли ограничатся простым собеседованием.
— Я не внушаемый, — самоуверенно заявил Коля.
— Не зарекайся, поднаторели пауки в хемосуггестии, обрабатывать будут по науке. Но дело даже не в этом: человек, подвергнутый психокорректировке, на соответствующую ус-тановку реагирует соответствующим образом. Тебе нужно научиться распознавать глубину внушения и грамотно сымитировать реакцию. Скажем, внушается тебе определённая манера поведения: слюни там пустить, или уснуть, или окаменеть. Как ты сможешь понять, что от тебя требуется? Значит, тебе надо кое-чему подучиться у наших спецов. От убедительности твоей игры будет зависеть многое. Твоя жизнь в том числе. Просекаешь?
Павел, выпрыгнув из кресла, встал рядом, прикоснулся к плечу и произнёс загадочную фразу:
— Не волнуйся, Колька, закрытый клуб — это ещё не открытый космос.
"Ряд волшебных изменений…"
Коля не волновался, и ничего похожего на страх тоже не испытывал, поскольку страх, по его убеждению, появляется, если поставленная задача мелочна, если тяжесть возможной жертвы не уравновешивается достоинством цели, короче, если овчинка не стоит выделки. А мелкими овчинками он пренебрегал.
Как и положено приезжему, он находился в соответствующее время в соответствую-щем месте, то есть на известной всем россиянам площади "трёх вокзалов". По этому случаю он облачился в новенький спортивный костюм, пошитый, если верить лайбе, в Индонезии и в корейские кроссовки — и симпатично, и телу свободно. Поставив видавший виды баул на более-менее чистый пятачок асфальта возле стены здания, Коля подпёр спиной эту самую стену и достал из кармана жемчужно-серой куртки заветный мобильник.
Всего один гудок и тут же шорох соединения. Диспетчеризация, надо отдать должное, у них на высоте. У кого — у "них"? И в ответ хрупкий девичий голосок, ассоциирующийся с нежно-цыплячьего цвета хризантемой, расцвёл на том конце радиоволны.
— Общество "Новая Азия".
— Николай Иваньков беспокоит, — намеренно шершавым голосом подсказал он в точеч-ное отверстие чуткого звукоуловителя, — мне велели позвонить.
— Секундочку, — после пятисекундной паузы, — вы где?
— На Ярославском.
— Подождите, пожалуйста, — пауза, — так, через полчаса напротив входа в метро остано-вится светло-серая "двадцать девятая "Волга", номер четыреста пятьдесят семь. Запомнили? Сообщите водителю своё имя. Мы вас ждём, Николай.
В последних словах нашлось местечко призывно-игривым интонациям. Отчего-то за-щемило сердце. Ох уж это азиатское кокетство, хотя, скорее всего, за диспетчерским пуль-том бдела вчерашняя московская десятиклассница, разбирающаяся к тому же в устаревших марках отечественных автомобилей. "Волга", тем более "двадцать девятая" — не самый рес-пектабельный элемент столичных улиц, но и не самый назойливый, как раз пригодный пас-сажирам, одетым в спортивные костюмы, и в этом имеется своя логика.
Николай, коротая время, купил за "чирик" вафельный конус "Nestle", увенчанный светло-зелёной шапочкой замороженного молочного продукта. Всосав кисло-сладкую кашицу и узрев под ней обидную пустоту, сокрушённо пробормотал классическое: "Дурют нашего брата". Хвалёные импортные фитюльки не шли ни в какое сравнение, ни по качеству, ни по весу, ни по цене с памятным с детских лет мороженым.
На расправу с пустышкой ушло секунд тридцать и, чтобы совсем уж не заскучать, Коля посвятил, оставшиеся двадцать девять с половиной минут, разглядыванию двух потоков: людского и автомобильного.
Из людского потока глаз то и дело выхватывал красивых женщин, соблазнительных, но в данном конкретном месте целеустремлённо поспешающих по своим делам, в перечень которых общение с лопоухим Колей не вписывалось.
В транспортном потоке довольно часто проплывали, пролетали шикарные тачки, бли-стая лаком и хромом. В салонах шикарных тачек, наверное, сидели шикарные, надменные женщины — подруги толстощёких и самоуверенных нуворишей — неведомо из какой мути всплывших хозяев новой жизни. Во всяком случае, такие картинки рисовались в Колином воображении, поскольку бедняку свойственна убеждённость, что подобными машинами не могут владеть люди достойные. Ещё бы! — стоимость одного крутого автомобиля, пожалуй, превышала годовой фонд заработной платы поселковых работяг. Короче, кипела вся из себя деловая и безумно дорогая для провинциала столица. Всё это мельтешение было любопыт-ственно, но не более, как-то принципиально не задевало: ну, идут, ну, катят, и бог с ними — есть дела поважнее.
Неподалёку остановились две приезжего вида тётки, обременённые сумками. Та, что помоложе, призывно кивая на вход, обозначенный буквой "М", и, по-видимому, желая про-демонстрировать уважительное отношение к своей пожилой попутчице, звонко выкрикнула примечательную словесную конструкцию: "Поехалите!" Прохожие одобрительно косились — не каждый день доводится услышать столь вежественное обращение к сединам. Пожилая, явно доселе не соприкасавшаяся с метрополитеном, бочком-бочком отодвигалась в сторон-ку, топталась, робко поглядывая на жаждущие врата преисподней. Тогда молодая, стремясь придать больше решимости боязливой товарке, выдала очередную, не менее примечатель-ную фразу: "Насрать, а я поеду!" Вот так — почтительно и душевно.
Поблизости, наконец-то, тормознула светло-серая "Волга" под номером 457, и Нико-лай так и не узнал, набралась ли решимости старая женщина, дабы безоглядно нырнуть под мраморные своды обители подземного молоха. Подхватив сумку, он направился к машине и самочинно открыл правую переднюю дверь.
За рулём сидел (ё-моё!)…сидела женщина, и не просто женщина, а, как бы помягче, не шибко привлекательная особа женского пола. Приличным людям полагается отзываться о женщинах, как о покойниках: либо хорошо, либо вообще помалкивать. Коля, в своё время, учился в институте, чтобы стать приличным человеком. Не выучился. Кроме того, он ощу-щал в себе вполне понятную антипатию к любому, кто, так или иначе, соприкасается с сек-тантами. Поэтому, пусть будет особа лет примерно так от двадцати до тридцати пяти от ро-ду, костлявая, плоскогрудая, с испитым, топорной выделки чертами, с неподходящими к уз-кому лицу толстыми губами в комочках дешёвой помады. Размалёванный рот очень удачно гармонировал с дурацкими красными стёклами на длинных и раскосых солнцезащитных очках, от чего создавалась иллюзия зияющих вместо глаз кровавых ран. Одна приятная не-ожиданность — голубой брючный костюм сидел на особе вполне ладно.
Коля склонился, придерживая дверь, и без улыбки — чай не китаец — представился:
— Я - Иваньков. Вы за мной?
Особа, приглашающее хлопнув похожей на птичью лапку ладошкой по сиденью рядом с собой, растянула губы.
— Садитесь, Николай. Сумочку сзади пристройте.
Коля испытал шок, поскольку именно этот голосок девочки-десятиклассницы он, мож-но сказать, только что слышал из мобильника. Вот это да! Вот тебе и нежная хризантема! Скорее уж сирена, с которой, несмотря на её чарующий голос, побаивались связываться да-же герои древности.
Тем не менее, преодолев секундное замешательство. Коля забросил сумку, куда сказа-но и чинно уселся, куда указано. Машина тронулась. Сердце больше не щемило, да и разго-воры разговаривать что-то не тянуло, но провинциалу, которого гостеприимно везут по Мо-скве, сидеть букой и отмалчиваться всяко-разно невместно — не та птица. К тому ж, особа, вряд ли питающая заблуждение по поводу своей внешности, может расценить молчание, как неприязнь, и записать его на свой счёт. В принципе верно, но не нужно. А, главное, согласно легенде, он просто обязан проявлять естественный в его положении интерес, как-никак, а едет он не куда-нибудь, а устраиваться на пока неизвестную, но высокооплачиваемую работу.