Шершнев, погасив улыбку, слизнул каплю соуса с нижней губы.
— Шутку вспомнил.
— Давай.
Виктор Сергеевич сморщил нос, секунду-две подумал и…
— Сначала известная цитата: "По закону больших чисел, если обезьяне позволить бес-конечно долго стучать по клавишам пишущей машинки, то, в конце концов, она воспроизведёт полный текст романа "Война и мир"…К тому времени обезьяна облысеет, отрастит седую бородищу, облачится в подпоясанную посконную рубаху и короткие порты, станет ходить босиком и учить грамоте крестьянских детей. А потом она снова сядет за клавиши и отстучит: "Все семьи счастливы одинаково…"
Коротко хохотнув, Горин шутливым жестом навесил ладонь козырьком над глазами.
— Ты намекаешь, что теория вероятности для тебя, как напёрсток коньяку выпить?
— Ну, напёрсток — не напёрсток, а бочонок, вроде как. В Академии Генерального штаба, — Виктор, аристократично сощурившись, гордо приподнял подбородок, — математическая теория конфликтов, как частное выражение теории вероятности, была в обязаловку. Чай, не лаптем щи…
— М-да, — улыбка сошла с лица комбата, у правого уголка рта появилась горькая скла-дочка, отчего Вячеслав Владимирович стал неуловимо похож на американского киноактёра Брюса Уиллиса, — ладно, замнём.
И вновь Виктор ощутил тревожный позыв к ненужной жалости, сопряжённой с пара-доксальным недоумением, рождённым от понимания. Недоумение от понимания. Скажи вслух — засмеют. Кто перед ним — Великий Магистр, в совершенстве постигший теорию игр, просчитавший все возможные варианты на пару десятилетий вперёд, и потому не ведающий сомнений; или солдат перед спуском в средневековое подземелье; или подполковник девя-носто четвёртого года розлива у длинной вереницы гробов с мальчишками, которым на фиг не нужно было "солнце чужое""?
— Слава, страдать за всех — это гордыня. Такое положено только Христу.
Горин омыл лицо широкой ладонью.
— И то. Едем дальше? Потом профессор начал изливать…Первая сигнальная система…Высшая нервная деятельность…Мозг…Серое вещество — нейроны, белое вещество — дендриты, аксоны, нервный импульс, синапсы, медиаторы, изменение электрического по-тенциала аксона…Схема нейронной импульсации, побудившая английского физиолога Чарльза Шеррингтона сравнить мозг с чудесным ткацким станком, "на котором миллионы сверкающих челноков ткут мимолётный узор, непрестанно меняющийся, но всегда полный значения". Дальше — больше. Мы, мягко говоря, одурели. А потом он пригвоздил нас фра-зой: "То, о чём я буду говорить далее, ни в единой букве не противоречит положениям Марксистско-Ленинской философии. Напротив, только взгляд с позиций диалектического материализма поможет нам, нет, не объяснить загадки мышления — хотя бы приблизиться к объ-яснению". Мы были молодыми, но уж совсем тупыми мы не были. Когда тебе говорят, что современные, в том числе и советские, учёные пробуют на вкус версию о существовании единого биоинформационного поля Вселенной, волей-неволей хочется задать вопрос: "Так как всё-таки, бог есть, или его нет?" Потом профессор упомянул об обоснованном Карлом Юнгом понятии — архетип, как об элементе коллективного бессознательного, как об оси — идее формирующей…, и так далее. Чего стоит концепция архетипа, приведённая Томасом Манном:: "…в типичном всегда есть очень много мифического, мифического в том смысле, что типичное, как и всякий миф — это изначальный образец, изначальная форма жизни, вневременная схема, издревле заданная формула, в которую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести некогда предначертанные ей приметы". Каково? Я уже говорил, что тупыми мы не были? Так вот — я соврал. Да, у меня память хорошая. А сам Юнг высказался так: "Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов…, он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего — в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой". Когда сегодня я говорил о предусмотрительности, исключающей возможность перепрофилирования подразделения "Т", я имел в виду, что механизм исключения кроется, в известной степени, и в формулировках этих мудрецов. Но тогда я ничего не понял. Потом профессор сверзился с высот мудрости в глубь веков аж до самых неандертальцев и рассказал нам, что это были самые настоящие люди, а не какие-нибудь обезьяны. Судя по датировке найденных захоронений, появились они примерно двести тысяч лет назад, благополучно просуществовали на Земле сто семьдесят тысяч лет, а за тридцать-сорок тысяч лет до рождества Христова, исчезли, уступив место нашим прямым предкам — кроманьонцам. Вообще-то учёные до сих пор не пришли к единому мнению в этом вопросе. Одни, ссылаясь на репродуктивную изоляцию, считают, что неандертальцы вымерли, другие утверждают, что неандертальцы и кроманьонцы принадлежат к одному виду и что первые попросту рассосались в среде вторых. Наш профессор был сторонником гипотезы "рассасывания", с непременным сохранением психоособенностей неандертальского племени у некоторых наших современников, а те, которые утверждают обратное, просто-напросто не располагают достаточной информацией. Из чего мы, курсанты, сделали вывод, что наш-то располагает, но лично я как-то не въезжал в логику столь резких тематических скачков. Однако авторитет профессора был настолько велик, что курсанты могли захлопнуть рты лишь после окончания лекции. До нашего сведения было доведено, что неандертальцы имели мозг, превосходящий по своим размерам мозг среднего человека, и по жизненному укладу ничем не отличались от кроманьонцев. Они знали огонь, умели изготавливать орудия, коллективно охотились, вели натуральный, то бишь, бартерный обмен, а раскопки их захоронений свидетельствуют о наличии определённых ритуалов и примитивных культов. Кто посмеет утверждать, что это неудачная ветвь эволюции? Единст-венное отличие от человека современного — это строение гортани. Их звуковоспроизводя-щий аппарат не позволял им общаться в широком диапазоне звуков, то есть не способство-вал развитию речевых навыков. Разговорная речь, как способ передачи смысловых значений, была им недоступна. Однако их образ жизни, уровень развития общественных отношений показывает, что информацией они всё-таки обменивались и вполне эффективно. Но как? В этом месте наш профессор сделал паузу, и я, с твоего позволения, последую его примеру. Та-ак, где тут у нас кинза? Что ни говори, а есть что-то по-своему притягательное вот в таком примитивном насыщении.
— Воочию зрю дошедшие до наших дней психоособенности неандертальца, — подколол Виктор Сергеевич.
— Люди добрые, — Горин призывно вскинул правую руку с зажатым в пальцах куском сыра, — и этот человек таки думает, что он остроумно пошутил! Эх, Витя, кабы ты знал…
Вячеслав Владимирович фразу не закончил — задумался, капля соуса повисла на сыр-ном срезе, немножко поколебалась и шмякнулась обратно в пиалу.
Не дождавшись продолжения, Виктор Сергеевич нарушил какое-то ощутимо тревож-ное молчание.
— А хорошо бы узнать, в конце концов. Ты всё жуёшь, жуёшь, а я строю догадки. Скажи на милость: причём здесь Карл Юнг, неандертальцы и указания товарища Сталина?