К двухтысячному году Камаев осел в Среднегорске, в ранге скромного руководителя службы безопасности успешной, стабильной, неагрессивной фирмы. У каждого из его по-мощников имелась своя зона ответственности, но все управляющие нити Доржи Камаев со-средоточил в своих руках. И вот, похоже, один узелок выгорел. Нужно побеспокоиться, что-бы огонёк не потянулся дальше. Подробности расскажет Олег.
В дверь постучали.
— Войдите, — негромко приказал Камаев и поднялся из кресла. Керигина он встретил стоя — хотя это само по себе ничего не означало — руки не подал, указал на кресло рядом со своим.
— Присядь. Магда, — обратился он к своему секретарю-референту, — посмотрите запись на первой и второй камерах с момента появления Олега Олеговича. Не было ли чего…сопутствующего? Да, и уточните. Что осталось из сырья на складе…Садись, садись, Олег, не стой столбом. В ногах, говорят, правды нет, а мне нужна правда. Ну, рассказывай.
Олег Олегович сел в кресло. Он, будучи одним из самых доверенных приближённых Монаха, имея достаточный опыт общения с главарём, не мог не понимать — если видеокаме-ра обнаружит хвоста, он может и не выйти отсюда живым, однако его лицо не выражало ни робости, ни подобострастия, правда, человек, хорошо его знающий, заметил бы следы расте-рянности. Скорее всего, он побаивался своего жёсткого босса, но у него хватало ума и воли скрывать свой страх под маской уверенного спокойствия.
Большинство и достаточно посвящённых, и ничего толком не ведающих шестерёнок и винтиков, обеспечивающих работу созданного Камаевым механизма, в том числе и Иллари-он Жордания, знали Керигина — этого уверенного в себе вербовщика и организатора, как Алексея Алексеевича или отца Елисея. Они бы сейчас, приглядевшись, наверное, всё-таки узнали его, но при этом основательно бы огорошились — Олег выглядел лет на десять моло-же отца Елисея. Нет, он не чудесным образом помолодел, просто сегодня он был без специ-ального грима. Десять лет назад, сразу после объявления вне закона секты "Аум сенрикё", он, общаясь с людьми, взял за правило использовать высококачественный грим, не зависимо от того, имела ли встреча отношение к его нелегальной деятельности или не имела. Но сей-час в кресле сидел не пятидесятилетний, слегка поседевший и пополневший барин, а подтя-нутый, сорокалетний человек без намёка на седину в коротко стриженых, тёмно-русых волосах.
— Федералы накрыли "Урал-Дальний", изъято около двух тонн конопляного масла, — Керигин не любил мямлить.
Монах тоже не любил.
— Подробности.
Олег Олегович опустил глаза. Он предпочёл, не смотря на всю свою уверенность, не встречаться с гипнотическим взглядом хозяина.
— Служащие приступили к погрузке, в это время ОМОН оцепил товарную станцию. Ре-бята в масках положили всех носом в землю, включая таможенников. Федералы точно знали, что и где искать, и не церемонились. Меня, естественно, там не было.
— Утечка?
— Сам не пойму. Контингент многократно проверенный.
— Не поймёшь? — Голос Монаха звучал чересчур спокойно — зловеще спокойно. — Всех взяли, а ты ушёл? Это ты понимаешь? Если бы я тебя не знал… Выбирать не из чего. Либо во Владик пришли отсюда, и тогда на заводе с минуты на минуту появится ОМОН, либо прокол случился там. Это, надеюсь, ты тоже понимаешь? У тебя что, нет версий?
Олег Олегович всё-таки поднял глаза.
— Есть, — ответил он ровным голосом, а потом его словно прорвало, — но причина проко-ла, если это она — такая несусветная дурь, что я бы своих тамошних помощничков лично к стенке!
— Ну, ну, — взгляд Камаева стал неожиданно благодушным. Не дай бы кому такое благо-душие, с таким благодушием отправляют на эшафот из гуманных побуждений.
Керигину под таким взглядом захотелось сорваться в горячечные оправдания, вроде: "вы меня знаете…, я всегда…., я от ответа не бегал…, эти идиоты…", — но ничего такого он говорить не стал, а заговорил ровно, словно надиктовывая сообщение.
— В Уссурийске местные помощники из криминала позарились на квартиру. Семью об-работали по обычной схеме с наркотиками. Семейка, надо отметить, была до безобразия пьющая, посчитали, что проблем не будет, и напортачили — менеджер "Дальнего" пожадничал, реализовал квартиру через свою фирму. Мало того, позже выяснилось, что у бывшего хозяина есть брат. Месяца через три появляется морячок торгового флота и вовсю ищет брата с семьёй. Этот м…менеджер сдуру организует морячку смерть под колёсами угнанного автомобиля, и в придачу вытаскивает с поселения полудурка брата, чтоб тот в наследство вступил. Решил наш менеджер, что у него всё схвачено. А моряк-то оказался с двойным дном — бывший капитан первого ранга и активный член Союза отставных офицеров. "СОТОФ", не та организация, с которой можно шутки шутить, там есть такие отставники — не дай бог к ним в оборот. Могу предположить с почти стопроцентной вероятностью, что именно они, зацепившись за смерть коллеги, раскрутили "Дальний". Есть ещё один неясный момент. На похоронах моряка собрался народ в основном пожилой, и Японец, вы его знаете, из предосторожности покрутился среди той публики. Приметил он там одного старичка лет семидесяти. Ну, как приметил, просто без видимых причин, ни к селу, ни к городу отложился образ. Так бывает. А через пару дней этот старикашка появляется в офисе "Дальнего" и начинает задавать щекотливые квартирные вопросы. Тут наш менеджер заволновался, а старичок поговорил и ушёл. Менеджер побежал ко мне и выложил подробности афёры. Я его чуть на месте не пришиб, потом решил разобраться с ним после отгрузки "рыбьего жира". На следующий день старичок объявился вновь. Наш умник отправил за ним мокрушника, а я отправил Японца за ними обоими, чтоб действовал по обстоятельствам и, в случае чего, убрал и того и другого. Вы сами знаете — его учить не нужно. К вечеру Японец не доложился, наутро тоже. Я немного забеспокоился, но не очень, мало ли причин, а Японец — это Японец. А потом захват груза ОМОНом. Виноват, Доржи Камаевич, я только тогда всю цепочку построил. Пришлось уходить. До Екатеринбурга добирался по резервным документам с пересадкой в Новосибирске. Проверялся. До Среднегорска на частнике. Уверен, провал "Дальнего" явился следствием изложенных мной обстоятельств.
Керигин, замолчав, выжидающе посмотрел на хозяина, мол, готов к наводящим вопро-сам. Ему ничего не оставалось, как ждать. Ждать вопросов, ждать решения своей участи. Нет, он не был туповатой скотинкой, покорно идущей на заклание, но пришёл он сюда сам, и сам подставил повинную голову, хотя бы потому, что иначе перестал бы себя уважать. А это важно — важнее жизни. Да, не чужд Олег Олегович самолюбования. Это чувство сфор-мировало вполне определённое мироощущение, заставлявшее с презрением относиться к окружающим в частности, и к людям вообще, заставляло рисковать и действовать вопреки писаным людишками законам, будоражило сознание. Единственный из всех, с кем его сводила жизнь, кого он побаивался и безгранично уважал, кого обозначил для себя существом высшего порядка — это человек, носивший имя Доржи Камаевича Камаева. Керигин не сомневался, что имя вымышленное, как и вся задокументированная биография. Что с того? Десять лет назад Камаев предложил ему работу, созвучную его чувствам и внутреннему настрою. Олег получил из рук Монаха право и силу — тайное право и тайную силу, и не собирался с ними расставаться даже ради сохранения собственной жизни. Молчание не казалось ему тягостным, наоборот — светлым и спокойным, как сама готовность покориться любому решению. Где-то в глубине сознания вредный голосок язвительно попискивал, дескать, тебя самого зомбировали, как зомбируют попавших в секту горемык. Голосок искушал отречься от права и силы, отречься от тайны. Чёрта лысого! Ни за что и никогда!