Вереница танцоров продвигалась вперед, пока не достигла противоположной стены зала. Образовались два ряда: мужской и женский. Тогда церемониймейстер снова подал знак, и от каждого ряда стали отделяться по танцору. Встретившись в середине зала, оба, согласно фигуре танца, должны были взять друг друга за руки.
Когда пришла его очередь, Пико тоже двинулся к женскому ряду и вздрогнул, заметив, что, опережая его даму, навстречу ему мелкими шажками семенит Эвридика. Сквозь прорези в маске на миг сверкнуло голубое озеро, и он почувствовал тепло пальцев, стиснувших его руки.
От неожиданности он смутился и сбился с ритма, но она, казалось, этого не заметила. По-прежнему держа его за руки, она сделала второй изящный поворот и стала отдаляться. Теплые пальцы выскользнули из его рук, и у Пико возникло ощущение, что она стремилась удержать его возле себя как можно дольше.
В этот момент Эвридика легко подпрыгнула, поклонилась и еще отступила назад. От этого движения шапочка, украшенная листьями и цветами, чуть сползла набок и потянула за собой маску, из-под которой выбилась прядь золотисто-рыжих волос.
Тот же изумительный цвет мелькнул под капюшоном незнакомки в Колизее.
Пико заметил, как она отвернулась к стене и быстрым движением поднесла руку к лицу, чтобы удержать маску. Один миг — и все снова было закрыто, но этого момента хватило, чтобы приоткрылось сияющее красотой лицо, то самое, которое однажды глядело на него с окровавленного портрета.
Он в смятении вернулся в ряд танцоров, уверенный, что секунду назад держал в своих руках руки Симонетты. А она уже нашла себе другую пару в дальнем конце зала. Пико увидел, как она наклонилась к партнеру, что-то говоря. Джованни презрел все правила чередования фигур и ринулся к ней, но путь преградили пары, продолжавшие танец. Когда же ему удалось наконец пробиться сквозь ряд, женщина исчезла. Ему показалось только, что в дверях блеснул золотой отсвет.
В суете праздника никто ничего не заметил. Все приглашенные повернулись к музыкантам, ожидая следующих команд церемониймейстера.
Что-то увидел только Манетто, находившийся к Пико ближе остальных. На его лице отразилось глубочайшее удивление. Секунду назад он потрясенно следил за силуэтом незнакомки, плавными движениями скользившей к другому концу зала.
— Вы ведь тоже ее видели? — спросил Пико.
Манетто отвел глаза, потом снова посмотрел на него, пытаясь принять безразличный вид.
— Да, красивая женщина… Ума не приложу, кто же она.
— Не лукавьте, Манетто! — прошипел юноша. — Я уверен, что вы прекрасно ее знаете! Я видел вашу реакцию, когда с нее спала маска.
Манетто неуверенно покачал головой, потом неохотно кивнул.
— Да, она напомнила мне одну женщину, с которой я был когда-то знаком. Давно. Но она умерла. Хотя…
— Хотя что?
Манетто чуть помедлил, потом сдался:
— Я слышал, что по Риму ходят слухи о какой-то женщине необыкновенной красоты, которая появилась словно бы ниоткуда. И она очень похожа…
Он снова замолчал, будто силясь подобрать слово.
— На Симонетту Веспуччи, Несравненную? Это вы хотели сказать?
— Да, верно… В нашей флорентийской диаспоре многие, кто был с ней знаком, решили, что это она. Я сначала думал, что все это — легенда, основанная на сожалении об утрате и на внешнем сходстве. Но теперь…
Пико уже решил рассказать Манетто обо всем, что произошло во Флоренции, и выудить у него еще что-нибудь важное. Но ему помешал человек, который издали почтительно приветствовал флорентинца.
Это был тот самый танцор, с которым Эвридика перекинулась несколькими словами. Пико сразу насторожился. Манетто ответил на приветствие и, заметив любопытство юноши, пояснил, глядя на подходящего:
— Вот тот, кто, должно быть, вам знаком. И кого я никак не ожидал увидеть на празднике в доме Риарио.
К ним приближался красавец, чуть за тридцать, со светлой кожей и мягкой копной темных волос, падавших на плечи. Боттичелли наверняка выбрал бы его для какого-нибудь портрета аристократа. Если бы только тревога не искажала его осунувшееся, как в лихорадке, лицо, тут же отметил Пико. Из-за этого незнакомец походил на волка, преследующего добычу, и сходство бросалось в глаза, несмотря на вялую походку и безразличный вид.