— А откуда ты знаешь? — спросила Люся. — У тебя есть младенец?
Оленька посмотрела на нее широко открытыми глазами и вдруг расхохоталась.
— Ты на нее не обижайся, — сказал Костя. — Она — дитя природы. Она и не такое может выдать. Пригубим под шоколад. — Он разломал плитку прямо с бумажкой, бросил на тарелочку. Поднял рюмку.
Виктор поднял свою небрежно, будто изо дня в день только то и делал, что подымал рюмки.
Оленька поплескала коньяк на донышке. Потом неожиданно поднесла к носу, понюхала.
— А говорили, что пахнет клопами.
Костя засмеялся.
— Все зависит от точки зрения и жизненного опыта. Новые запахи ассоциируются со старыми.
Люся вылила содержимое рюмки в рот и блаженно сморщилась. Костя прополоскал коньяком зубы. Виктор глотнул и поперхнулся, с трудом сдержал кашель. Коньяк ожег гортань. Оленька капнула на язык. Капля была жаркой и не противной. Оленька допила остаток.
Костя подмигнул всем: мол, жизнь!
Официантка принесла омлеты. Их съели молча.
Потом пили кофе, черный, горький, с гущей, словно перетертой в ступе.
От кофе или от коньяка Виктору стало жарко. Хотелось снять свитер. Казалось, будто никого нет в кафе. Только они вчетвером. Он говорил громко какую-то чепуху. Люся громко смеялась. Громко звякнула ложечка о стакан.
Виктор смотрел на Оленьку; она была такой красивой, что хотелось плакать. Положить голову на стол — и плакать. Но он не положил голову на стол и не заплакал. Только вдруг глубоко вздохнул.
Потом снова шли через длинный зал. В зале стоял гул. И такой же гул был в крохотном вестибюле, где они одевались.
А когда вышли на улицу, Виктору казалось, что весь город наполнен этим неумолимым гулом, будто высоко в небе идут самолеты.
Прохожие на улице были безликие, возникали ниоткуда и исчезали в никуда. И надо было все время следить за тем, чтобы кто-нибудь из них не наткнулся на Оленьку, потому что все они вели себя странно и ни за что не уступали дороги.
Костя с Люсей куда-то потерялись.
Виктор прощался с Оленькой возле ее дома.
— Витя, — сказала Оленька тихо. — И ничего интересного в этом кафе. А ты пьян. У тебя, наверно, в голове все крутится.
— Ничего у меня не крутится. Но чертовски забавное ощущение. Будто ты очень легкий, но неуправляемый. Хорошо, что нет ветра. Могло бы унести. — Он засмеялся тихонько.
— До свидания, Витя, — Оленька протянула руку.
Виктор взял ее руку и не отпускал, и она не отбирала. Он подумал, что сейчас, раз он пьяный, он может поцеловать ее. Обнять за плечи и поцеловать. Если она обидится, он скажет, что был пьян. А может быть, она не обидится? Может быть, она ждет, чтобы он поцеловал ее?
Виктор облизнул вдруг пересохшие губы. Сказал хрипло:
— До свидания, Оленька.
И отпустил ее руку.
Елена Владимировна ждала Оленьку, сидела в старом плюшевом кресле, поджав ноги, и глядела в одну точку, будто пыталась увидеть дочь сквозь стену.
Маленькая Оленька не доставляла больших забот: накормить, постирать, побегать с ней вокруг стола, радостно прислушиваясь к звонкому смеху… А теперь Оленька выросла, и Елена Владимировна растерялась. Как опекать ее, чем удержать возле себя, от чего оберегать?
Уже одиннадцатый час, а ее все нет. И Елена Владимировна замирает в кресле, буравит взглядом стену, и мерещатся ей всякие ужасы… Кто-то рассказывал: в саду какой-то хулиган пырнул девочку ножом. В карты ее проиграл… Мальчик ушел из дому и не вернулся. Так и не нашли… Шоферы гоняют как угорелые… Сколько опасностей подстерегает человека!.. А Оленька такая беспомощная!..
Елена Владимировна ежится в кресле, вздрагивает от каждого звука, от каждого шороха… Кажется, шаги на лестнице? Нет. Это стучит встревоженное сердце. Двери закрыты, шагов на лестнице не услышишь.
Только задребезжал звонок, Елена Владимировна вскочила с кресла и, забыв надеть туфли, в шерстяных носках побежала к двери.
— Оленька!.. Ну как тебе не стыдно. Ушла, называется, погулять на часок.
— Прости, ма, пожалуйста… И надень туфли.
— Туфли? Конечно, я надену туфли. Где ты была?
— В кино, ма.
— Одна?
— Нет, меня пригласил мальчик.
— Какой?
— Из нашего класса.
— Можно было позвонить по телефону.
— Мы опаздывали.
— Я волновалась.
— Понимаю.
— Если бы ты понимала, приходила бы домой вовремя. Вот я скажу па.
Оленька пожала плечами.
— Пожалуйста. В конце концов я не ребенок! И если ты хочешь знать, мы после кино целой компанией ходили в кафе.