Кругом захлопали. Кто-то крикнул:
— Вот это Люська!
А Люська незаметно скосила глаза на Макара. Он по-прежнему сидел в своем углу.
Под утро всем классом пошли гулять. Над крышами загоралась заря. Было тихо-тихо. Улицы казались просторнее, чем днем, какими-то торжественными. Не потому ли, что в этот полночный час, взявшись за руки, по ним шагала компания притихших, даже чуть погрустневших девчат и ребят? И отчего это? Почему без грусти радость не обходится? Может быть, что-то кончилось в этот вечер, оборвалось? А впереди… Впереди пока еще только вот эта улица да заря над крышами…
Люська шла вместе со всеми. Вдруг она остановилась, сняла туфли, стянула с ног чулки-паутинку и зашагала босиком по прохладному асфальту, чуть припудренному ласковой пылью. Может, ей захотелось вернуться во вчерашний день, вспомнить детство…
— Ты ненормальная, Люська! — закричала на нее Ольга, и черные глаза ее стали вдруг большими-большими. — Ты определенно стукнутая! — И тут же, засмеявшись, тоже разулась.
Второй раз Люська надела туфли на прощальную вечеринку. Собрались у Ольги. Все было чинно-благородно. Стол ломился от всякой всячины. Два дня держали мам в состоянии боевой тревоги: дети не что-нибудь, дети школу кончили!
Пригласили учителей.
Перед каждым прибором положили карточки с именами и фамилиями персон, коим сидеть за сим прибором. Целый день устроители обсуждали вопрос «соседей слева и соседей справа». Оказывается, не так просто рассадить всех так, чтобы каждому было интересно и приятно соседство. Лично Люське было абсолютно все равно, с кем сидеть. Аб-со-лют-но! Карточку с ее именем положили между карточками Лёдика и Ольги. Макар оказался на другом конце стола.
Несмотря на карточки, долго рассаживались. Потом начались тосты. Говорили о том, что молодым везде у нас дорога и что старикам везде у нас почет. В общем все, что принято говорить в таких торжественных случаях. Потом учителя пожелали своим бывшим ученикам счастья и ушли.
Сразу загалдели. Кое-кто закурил, лихо пуская к абажуру колечки.
— Мужчины мы или не мужчины? — Лёдик задорно оглядел друзей.
Отодвинули столы, стали танцевать. Неожиданно испортилась радиола, хотя к ней никто не прикасался. Мальчишки начали было разбирать ее по винтикам. Но бросили. Не было еще за всю школьную жизнь такой вечеринки, чтобы радиола не испортилась.
Спели несколько песен и притихли. Почему-то вдруг расхотелось танцевать и петь. Снова повеяло той же грустью, что и тогда, на пустынных улицах, в первое утро их «аттестованной» зрелости.
Люська уселась на диванной подушке, сброшенной на пол, и исподволь посматривала на Макара, который в дальнем углу о чем-то разговаривал с Лёдиком. Люське сперва не слышно было, о чем они говорят. Но вот Лёдик повысил голос, стал рубить воздух ребром ладони, доказывая что-то.
Ребята, привлеченные их спором, замолкли.
— По жизни надо мчаться экспрессом, если хочешь чего-нибудь достигнуть! Понимаешь! Надо сразу брать билет на скорый и жать к цели без пересадки. А не тащиться на перекладных. Сейчас век космических скоростей! Школа у нас отняла десять лет жизни. Теперь надо наверстывать.
— Так уж и отняла? — насмешливо спросила Ольга.
— Тебе этого не понять, — отрезал Лёдик. — И вообще у нас мужской разговор.
Лёдика все любили в классе. Был он высок и широкоплеч, обладал множеством талантов: и рисовал, и стихи сочинял, и был в классной прославленной футбольной команде центром нападения, и мог пройти на руках вокруг школы. Да мало ли какими еще талантами наградила щедрая природа Лёдика.
— Мужской! — Ольга прищурила глаза. Она всегда щурилась, когда сердилась. — А с нашей, женской, точки зрения мужчина отличается от тех, кто хрюкает, прежде всего своим отношением к женщине. Впрочем, тебе этого не понять.
Ребята засмеялись.
— Ладно, — снисходительно буркнул Лёдик. — Я не хотел тебя обидеть. Неточность формулировки.
— А остальные твои формулировки точны?