Миша идет, сигарету посасывает, думает о Люське. Он последнее время ни о ком и ни о чем думать не может, только о ней.
И что в ней? Ничего особенного. Девчонка как девчонка. А смутно на душе. И радостно. Под руку решится взять, так и обдаст жаром. Даже рубашка к спине прилипает. И петь хочется оттого, что она, маленькая такая, идет рядом. Хоть бы оступилась, упала бы или тонула. Или напали б на нее хулиганы. Он бы спас, защитил, жизни своей не пожалел бы!
Идет Миша, посасывает сигаретку. А рядом дружки идут, крепкие ребята, богатырское племя. Плечом к плечу идут. И каждый о своем думает. А вот он, Миша, о Люсе, о Телегиной Людмиле…
В скверике на скамейке лежит кто-то. Плачет? Обидели?
Миша подошел.
— Девушка, спать надо дома…
Девушка не отвечает.
Миша тронул ее легонько.
— Эй, проснитесь!
Девушка не двигается. Миша взял ее за плечи и повернул лицом вверх. Лицо белое-белое, до синевы. И знакомое. Где он ее видел?..
— Ребята! — крикнул он своим дружкам, стоявшим на тротуаре. — Да это ж из нашего магазина продавщица!
— Что с ней?
— Давайте быстро «скорую»! Фонарик есть у кого?
Щелкает включатель.
Тонкий луч света скользит по лицу девушки.
Сомкнутые ресницы, бескровные губы… Луч сползает вниз и высвечивает на земле полоски целлофана и маленькие коробочки из-под таблеток. Миша осторожно подбирает их.
— Отравилась, — говорит он тихо.
Ребята расстегивают девушке ворот.
Пронзительно воя, подкатывает машина «скорой помощи». Девушку увозят. Миша уезжает с ней. Возбужденные происшествием, патрульные идут в штаб, чтобы составить протокол.
Макар, наконец, получил вызов из училища. Завтра начнется новая жизнь. Армейская служба.
Лицо матери хмуро. Нет-нет, да и смахнет слезинку. Верно, все они, матери, такие: переживают разлуку, будто на войну провожают… А Люська не будет плакать.
…Вот она стоит, белое платье, красные туфельки на шпильках. Глядит на него своими зеленоватыми глазами.
«Я тебя люблю, Макар. Это для тебя я надела белое платье и туфли на шпильках. Они не имеют вида, если ты на них не смотришь…»
Руки, перебиравшие книги на полках, замерли, боятся спугнуть видение.
«Наверно, у меня нет воли, если я все еще думаю о ней. У нее — другой парень… Ах, Люська, Люська!..» Макар положил книги. Встал.
— Мама, я пойду ненадолго.
— Куда?
Он знал куда, но даже себе не хотел сказать правду.
— Скоро вернусь.
Он надел пальто и вышел. Гулко щелкнул дверной замок.
Черное небо вдруг прорвалось. Дождь яростно застегал по асфальту.
Свернуть за угол… Второй дом…
«Пусть глупо! Пусть у нее другой парень! Но пусть он и не думает… Не думает…» О чем она должна «не думать», Макар так и не решил. Но уехать надолго, не повидан Люську?..
Парадное.
Лестница с широкими ступенями.
И чего это сердце размахалось? Отдышался у двери. Нажал беленькую кнопку звонка.
— Люся дома?
— Дома, кажется.
Темный коридор. Дверь. Постучал.
— Да.
— Здравствуйте, Афанасий Ильич!
— Здравствуй, Макар!
— Макар! — Глаза у Люськи сияют. — Молодец, что пришел! Я к тебе заходила. Говорила мама?
— Да.
— Садись. Рассказывай. Чаю хочешь?
— Нет. Спасибо.
— Ну, рассказывай. Мы с тобой вечность не виделись…
— Я в училище завтра уезжаю.
— Как уезжаешь?
— Учиться. Вот пришел проститься.
— Проститься?..
Что это губы у нее дрогнули?
— А ты в ларьке работаешь? Я тебя видел.
Люська потупилась.
— Видел?.. Что ж… Что же не подошел? — Я подходил.
— И в какое ты училище? — спросил Афанасий Ильич.
— В артиллерийское. Сейчас везде техника. Радио.
— Да-а… Не в наше время. Познания требуются.
Люська вдруг порывисто встала. Схватила пальто.
— Папа, мы пойдем погуляем.
— Дождь же идет!
— Не сахарные. Не растаем. Идем, Макар.
Макар тоже поднялся.
— До свидания, Афанасий Ильич.
— До свидания, Макар. Желаю тебе успехов!
— Спасибо… Спасибо…
Афанасий Ильич потряс руку Макара.
На лестнице Люська вдруг остановилась и прижалась щекой к Макарову мокрому пальто. Макар легонько, одной рукой обнял ее. И замер в смятении.
Люська подняла лицо. Посмотрела в глаза Макару ласково и тревожно.
— Как же так, Макар?..
И неожиданно отпрянула от него. Он не смел ее удержать.