— Обязательно появятся.
— А ты приходи. Не стесняйся. Соседи все-таки…
— Смотрите, а то надоем, товарищ Строганов.
Он улыбнулся.
— Зови по имени. Не люблю, когда меня так официально называют.
— Хорошо, Игорь.
Через несколько дней состоялась экскурсия. Пошли охотно, хотя кое-кто и сомневался: мол, завод заводом, а план планом.
Экскурсоводом был сам Игорь Строганов.
— Мне интересно посмотреть завод, как бы со стороны, вашими глазами, — объяснил он им.
— У вас бас, как у Федора Ивановича Шаляпина, — пошутил Алексей Павлович, продавец из мясного отдела.
— А вы знали Шаляпина? — живо обернулся к нему Строганов.
— Знать не знал, а слушать доводилось. Великой силы артист! Бывало, слушаешь его — и все забываешь: и где ты и что с тобой. Будто уносил он куда-то. Печальное запоет — слезы потекут, веселое — ноги в пляс сами просятся.
Они шли по заводскому двору. Мимо бесшумно пробегали электрокары, фыркая, двигались грузовики, тонко свистел маленький паровоз, таща платформы по узким рельсам.
Из будки выглянул машинист. Строганов приподнял кепку.
— Здравствуйте, тетя Наташа!
Машинист кивнул.
— Да это ж женщина! — воскликнул Алексей Павлович. — Я ее знаю. Много лет мясо у меня берет.
— Это наш знатный машинист. Орденом Ленина награждена, — сказал Строганов.
Высокие пролеты устремились к небу. Из острых бетонных ребер темными жилами торчат железные прутья. То тут, то там вспыхивало ослепительное пламя и падали вниз каскады ярких искр.
— Ударная комсомольская! Строим новый цех по последнему слову техники! — рассказывал Строганов. — Простор, что твой стадион!
— Привет, Игорь! — крикнул паренек в комбинезоне, держа за руку упирающегося хлопца с хмурым лицом. — Вот полюбуйся: сам напросился на стройку. Сварщик. Выдавал себя за верхолаза. А высоты боится.
— Чего ж ты верхолазом назвался? — спросил его Строганов.
Парень шмыгнул носом.
— Верхолазов набирали. Иначе на ударную не попадешь. А хотелось.
— Хотелось! А может, из-за тебя настоящему верхолазу отказали?
— Лезь, чего боишься! — неожиданно вмешался Степан Емельянович. — Это ж плевая высота! Люди в космосе летают, это повыше!
— Плевая, — огрызнулся парень. — Попробуйте-ка, слазьте!
Степан Емельянович усмехнулся:
— Ну что ж! Только уговор: я полезу, и ты полезешь. Следом. А не то — позор, брат, тебе.
— Лезьте, — не без ехидства согласился парень.
Степан Емельянович взглянул на паренька и зашагал к шаткой металлической лесенке, ведущей наверх, поднялся на несколько ступенек, обернулся:
— Давай, верхолаз, ползи! Девушки на тебя смотрят!
Парень нерешительно потоптался на месте, но делать нечего — стал подыматься.
— Осторожней, товарищ директор! — предупредил Строганов.
— Не беспокойся, Игорь, — с гордостью сказала Люська, — Степан Емельянович — бывший летчик. Он в небе — как дома.
Все задрали головы, следя за подымающимися.
Степан Емельянович крикнул парню:
— Не оглядывайся! Смотри на меня! Вперед смотри! Орлом будешь!
Они поднялись на самый верх. Степан Емельянович помог парню забраться на рабочую площадку. Помахал стоявшим внизу рукой. Порыв ветра распахнул полы его шинели, и на мгновение показалось, что он взмахнул не видимыми доселе крыльями и вот-вот взлетит.
Оставив парня наверху, Степан Емельянович спустился.
— Ничего, из него еще вырастет такой орел! Все-таки полез, не посрамил чести.
— Это он за вами следом, — сказал одобрительно Строганов.
Степан Емельянович подмигнул.
— Примеры заразительны.
Потом пошли по цехам. И всюду, куда ни заглядывали экскурсанты, кипела работа. И люди, которых они часто встречали по ту сторону прилавка, будто заново открывались им.
В последнем, малярном, цехе, поблескивая, сохли покрашенные станки.
— И все это сделали они, вот эти люди, — в раздумьем и гордостью сказал Алексей Павлович.
И все поняли его…
…И вот наконец родилась идея. Долго спорили, обсуждали, прикидывали. Наконец, решили рассказать все Епишеву. Посоветоваться.
Епишев слушал внимательно. Иногда хмурился, иногда усмехался. Потом неопределенно протянул:
— М-м-да-а… Теперь я знаю, как кадры укомплектовывать. В один магазин — моряка, в другой — радиста, в третий — ракетчика. — И, довольный своей остротой, рассмеялся.
В общем-то уж не такой скучный и неприветливый этот Епишев, как когда-то показался Люське.