- Есть на письме резолюция редактора? - спросил тот же член редколлегии.
Секретарь парткома прочел:
"Тов. Ш. Цуладзе. Прошу переслать письмо в Министерство внутренних дел. Б. Рамишвили".
Наступило молчание. Бачана взял у секретаря письмо и вернул его Хелая.
- Цуладзе не переслал письма в министерство! - произнес подчеркнуто Хелая.
Бачана не ответил. Он понял все, понял, как развивались дальше события. А Хелая продолжал:
- Шота Цуладзе не переслал письма в министерство. Он сам посетил на дому Калояна и ознакомил его с содержанием анонимки. Калоян, конечно, категорически все отрицал. Вартагава также отрицала отмеченные в анонимке факты. Но Цуладзе сказал им, что редакция обязана дать ход этому делу, и ушел. Калоян, желая избавиться от неприятных процедур, предложил Цуладзе пятьсот рублей с условием, что тот уничтожит письмо. Цуладзе потребовал две тысячи рублей. Сумма эта, очевидно, оказалась для Калояна недоступной, и он обратился к нам с заявлением, в котором писал, что литсотрудник газеты Цуладзе с целью вымогать деньги шантажирует его и его сотрудницу... Была выделена оперативная группа, Калояну вручили две тысячи рублей для передачи Цуладзе. Деньги, понятно, были соответственно... А за Цуладзе было установлено наблюдение.
Хелая достал из папки еще один лист и продолжал:
- 17 сентября в 3 часа дня в подъезде No 2 дома, в котором расположен универмаг "Богатырь", состоялась встреча Калояна и Цуладзе. По заявлению Калояна, Цуладзе отказался от денег под тем предлогом, что якобы редактор требует изучения дела и опубликования материала в газете.
- Простите, уважаемый Шалва, а вам было известно, что заявление Калояна не соответствует действительности? - спросил ответственный секретарь редакции.
- Нет, тогда у нас еще не было под рукой анонимки с резолюцией редактора.
- Выходит, что во время всей этой операции сам редактор находился под подозрением?
- Нет, ни на одну минуту. Ведь Цуладзе говорил, что именно редактор настаивает на расследовании дела.
- Зачем, по-вашему, понадобился Цуладзе такой ход?
- Для повышения ставки.
Ответственный секретарь умолк. Хелая продолжал:
- Спустя десять дней мы повторили эксперимент. Свидание было назначено на территории Черепашьего озера в одном из домов этнографического музея под открытым небом. И опять Цуладзе не взял деньги, ссылаясь на тот же мотив... Хотя и обещал Калояну, что постарается уговорить редактора переслать письмо в Министерство внутренних дел. А дальше Калоян сам должен был хлопотать... Двадцать седьмого октября, зная, что редактор находится в командировке и Цуладзе будет действовать смелее, мы провели еще один эксперимент. И на этот раз наши ожидания оправдались. В десять часов утра в здании редакции Цуладзе взял у Калояна деньги!
- И это доказано? - спросил инструктор ЦК.
- Доказано, Деньги у Цуладзе изъяты. Он признался. Но вчера он изменил первоначальное показание и заявил, что он взял деньги взаймы. Хелая закрыл папку.
Бачана сидел за столом, как пораженный громом, и молчал.
- Уважаемый Шалва, - заговорил он наконец, - вы сказали, что Цуладзе дважды отказывался от денег и взял их лишь во время третьей встречи с Калояном. Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно было повторять этот эксперимент трижды? Разве нельзя допустить, что человек образумился, осознал свою ошибку и отказался от преступного намерения? Вы не подумали об этом?
- Вы не знакомы со спецификой нашей работы и стараетесь объяснить дело благородными соображениями. Но это не так, как вам кажется... Если б Цуладзе не стал с самого начала торговаться с Калояном, быть может, и мы поверили бы в его порядочность. Он же явно тянул дело с целью повышения ставки!
- Но ведь Калоян принес ему точно назначенную сумму? Зачем же он отказывался?
Хелая заерзал на стуле.
- Мне все же кажется, что Цуладзе повышал ставку. Потом, мы трижды испытали его.
- Не знаю, что вы называете испытанием. По-моему, это соблазн.
- Наша цель заключается в искоренении преступности! - заявил твердо Хелая.
- Я думал, что ваша цель заключается в разоблачении, а не в искушении! - ответил Бачана. Сообщи вы мне вовремя обо всем, я снял бы Цуладзе с работы и преступление было бы предотвращено.
- Уважаемый Бачана, у нас нет времени и возможности ласкать и обхаживать взяточников!
- А Калояна?
- Дело Калояна изучает другая группа... И вы знаете, что ждет его, если указанные в анонимке факты подтвердятся...
- Благодарим вас за информацию, уважаемый Шалва! - сказал Бачана, вставая. Хелая попрощался со всеми и быстро покинул кабинет.
- Что скажете, товарищи? - обратился секретарь парткома к присутствующим.
- Разрешите? - поднял руку заместитель редактора.
- Прошу!
Заместитель встал, перебрал лежавшие перед ним бумаги. Видно, он заранее готовился к выступлению, и тем не менее он был взволнован.
- Здесь присутствует представитель Центрального Комитета, и это обязывает меня как коммуниста быть до конца откровенным. Сегодня мы, конечно, исключим Цуладзе из рядов партии, но это должно было случиться значительно раньше, не будь у него в лице нашего редактора сильного покровителя и протектора... Цуладзе покрыл грязью святое имя советского журналиста! Вся наша редакция сегодня скомпрометирована в глазах общественности! Поэтому я повторяю: вся ответственность за происшедшее ложится на товарища Рамишвили. Рамишвили сам привел своего друга Цуладзе в редакцию, хотя у него не было никаких заслуг, покровительствовал ему до последнего дня, да и сегодня, если вы заметили, старается оправдать его... Именно благодаря такой "воспитательной" работе редактора мы оказались в столь неприглядном положении... Что, в конце концов, представлял собой этот Цуладзе?! Плохой друг, - хотя я никогда не принадлежал к числу его друзей, - плохой сын, плохой брат, плохой отец, бездарный литератор и, что самое главное, взяточник!.. Вот кто такой Цуладзе! Я всегда был против его прихода в редакцию, и он не пришел бы к нам, будь я редактором... Я в свое время заявил и в Центральном Комитете, и в Министерстве внутренних дел, что Цуладзе взяточник. Поэтому я снимаю с себя всякую ответственность и требую возложить ее целиком и полностью на товарища Рамишвили.
Заместитель достал из кармана белоснежный платок, вытер вспотевший лоб и подбородок, затем осторожно приподнял отутюженные штанины и сел.
Пока говорил заместитель, перед мысленным взором Бачаны пробежали его студенческие годы Вспомнил Бачана, как они дружили - он, его нынешний заместитель и Цуладзе, как выступали на студенческой сцене, как собирались в университетском клубе, как делили последний кусок в студенческой столовой, прозванной "Рестораном "Наука", как ходили на экскурсии на Удзо и Шиомгвиме*, как втроем влюбились в одну девушку... Вспомнил все это Бачана, и захотелось ему плакать, плакать так громко, чтобы услышали его плач все, кто помнил их молодость...
_______________
* Ш и о м г в и м е - древний монастырь в окрестностях Тбилиси.
- Кто еще хочет высказаться? - спросил секретарь парткома.
- У меня вопрос к товарищу Гиви! - сказал литсотрудник.
- Какой вопрос? - удивился заместитель.
- Вот ты Сказал, что знал Цуладзе как взяточника. Сколько лет ты знал об этом?
- Пять, шесть! - ответил заместитель не задумываясь.
- Почему же ты в прошлом году дал ему рекомендацию для вступления в партию?
Заместитель побледнел, облизал пересохшие вдруг губы и проговорил:
- Вопрос не по существу... Во-первых, я не могу помнить, кому и когда давал рекомендации, а во-вторых, рекомендации для вступления в партию или заграничной поездки даются чаще всего формально...